Отметим, следуя ходу событий, что удивление шевалье переросло в невероятное изумление, когда из-под плаща показалась рука, с силой потянула на себя дверцу и повернула ее ручку; эти действия сопровождались словами:
— А, так это ты, Блек?
Мальпост отъехал.
При стуке колес, щелканье бича, при виде удалявшегося мальпоста, увозившего его друга, шевалье де ла Гравери пришел в себя. Карета была уже в двадцати шагах от него.
— Но у меня забирают Блека! — закричал он. — У меня похищают моего Блека! Кондуктор! Кондуктор!
Грохот колес тяжелого экипажа по мостовой заглушил голос шевалье, и этот призыв не достиг ушей того, кому он был адресован.
В отчаянии, что он теряет свою собаку, испытывая уколы ревности из-за того, что Блек в его присутствии отдал такое явное предпочтение какому-то незнакомцу, заинтригованный тайной, которая скрывалась за этим неожиданным знакомством, и, предполагая, что эта тайна может заинтересовать Терезу, шевалье даже не подумал ни о своем возрасте, ни о первых признаках подагры, что порой причиняла ему боль в ногах, и храбро бросился в погоню за мальпостом.
Но мальпост со своими четырьмя лошадьми имел шестнадцать ног, и все шестнадцать были сильными, крепкими и здоровыми, в то время как одна из тех двух, что были в распоряжении шевалье, была несколько повреждена. И он никогда не смог бы не только догнать мальпост, но даже и приблизиться к нему, если бы не двухколесная тележка, въезжавшая в ворота Шатле как раз в то время, когда почтовая карета собиралась покинуть город, и задержавшая ее на несколько минут.
Шевалье де ла Гравери воспользовался этим препятствием, догнал мальпост, вспрыгнул на подножку и одной рукой уцепился за дверь, а другой за ремень.
Сказать хоть что-нибудь было выше его сил: преследуя карету, бедняга задохнулся до такой степени, что не в состоянии был вымолвить ни одного слова; однако, взобравшись на подножку, он успокоился; теперь, как бы быстро ни ехала карета, он будет следовать вместе с ней; впрочем, он знал, что через четверть льё отсюда, на выезде из предместья Лев, мальпосту придется преодолевать гору, а лошади сумеют взобраться по ее крутому склону лишь шагом или, в лучшем случае, мелкой рысью.
К тому времени, он, очевидно, уже переведет дух и сможет предъявить свои претензии.
Все случилось так, как и предвидел шевалье: проехав километр на подножке мальпоста, он пришел в себя, дыхание его восстановилось, а лошади, достигнув подножия горы, перешли сначала с галопа на мелкую рысь, а затем с мелкой рыси на шаг.
Вот уже в течение некоторого времени, между тем как шевалье заглядывал внутрь кареты, Блек выглядывал из нее наружу и, опираясь передними лапами на подоконник дверцы, наполовину высунув голову из кареты, вдыхал ночной воздух со спокойствием и безмятежностью путешественника, напротив фамилии которого в списке кондуктора значится: "Уплачено".
Господин дела Гравери в конце концов хотел лишь вернуть свою собаку и предпочитал сделать это без особых споров; он спрыгнул с подножки мальпоста, упал на проезжую дорогу и в надежде, что животное поступит так же, как он, позвал:
— Блек!
Блек в самом деле сделал попытку выскользнуть, но сильная рука удержала его за ошейник и, хотел он того или нет, втащила обратно в карету.
— Блек! — повторил шевалье, с силой и настойчивостью, оставлявшими Блеку лишь один выбор: или немедленно повиноваться, или полностью проигнорировать этот зов.
— Ах, вот как! — произнес голос внутри кареты. — Сейчас же перестаньте звать мою собаку, или вы хотите, чтобы она сломала себе позвоночник о мостовую?
— Как это вашу собаку? — вскричал ошеломленный шевалье.
— Конечно, мою собаку, — повторил голос.
— О! Вот это здорово! — воскликнул шевалье. — Блек принадлежит только мне, мне одному, слышите вы, сударь!
— Ну, что же, если он ваш, то это значит, что вы его украли у его хозяйки.
— У его хозяйки? — повторил шевалье, удивление которого достигло крайней степени; при этом он по-прежнему продолжал семенить рядом с каретой. — Не могли бы вы назвать мне имя этой хозяйки?
— Послушай, — сказал другой голос, — прими, наконец, какое-нибудь решение: или отдай этому старому дураку его собаку, или пошли его подальше; но — тысяча чертей! — давай спать! Ночь создана для сна, особенно когда путешествуешь в мальпосте.
— Хорошо, — ответил первый голос, — я оставляю Блека.
Этот новый вызов произвел на шевалье действие электрического удара.
Его нервы, уже раздраженные бегом, в который ему пришлось пуститься, сжались в комок, и, не думая о двойной опасности, которой он мог подвергнуться, затевая ссору на большой дороге и цепляясь за мальпост, с минуты на минуту способный сорваться в галоп, он схватил ключ и попытался открыть дверцу; видя, что это ему не удается, шевалье взобрался на подножку и оказался на уровне окошка, пропускавшего внутрь кареты свежий воздух.