— Мне необходимо с вами поговорить, — сказал краснодеревщик, фамильярно беря Луи де Фонтаньё под руку и уводя в своего рода контору, служившую продолжением его магазина.
— Чего же вы хотите от меня, любезнейший сосед? — спросил его Луи де Фонтаньё.
— То, чего я хочу от вас, довольно трудно высказать, господин Луи, — отвечал ремесленник, почесывая затылок. — Тем не менее не следует судить о моем сердце по тому, с каким трудом оно высказывает свои чувства. Я полон дружеских чувств к вам, господин Луи.
— Я нисколько не сомневаюсь в этом, любезнейший господин Вердюр, и весьма вам за это признателен. Но, уверен, не в это вы хотите меня посвятить.
— Похоже, дела ваши идут неважно, не так ли? — продолжал краснодеревщик, понижая свой голос, от природы громкий, словно у Стентора, с тем чтобы его не расслышали трудившиеся в мастерской рабочие.
— Нет, — отвечал молодой человек, — мы просто хотели продать магазин, но жена сказала мне, что она столкнулась при этом с кое-какими трудностями.
— Черт возьми! Господин Луи, вам следовало бы уступить его с убытком! Да эти плуты обстругают и обдерут вас дочиста, ясно? Уж если они примутся обделывать ваше дело, то, черт побери, не оставят вам ничего, кроме стружки!
— О каких плутах вы ведете речь? — спросил Луи де Фонтаньё, с неподдельным удивлением глядя на мебельщика.
Тот пожал плечами:
— Не таитесь же от меня, господин Луи. Послушайте, я постараюсь вас тут же успокоить. Неужели вы думаете, что можно двадцать лет вести дела без того, чтобы к тебе то здесь, то там не цеплялась эта сволочь, которая теперь взялась трепать вас? Торговец — это та же мебель: из какого бы крепкого дерева он ни был сколочен, все равно его ведет от жары.
Затем, достав из папки связку пожелтевших и грязных бумаг, он продолжал:
— Видите, и у нас найдется даже больше, чем у вас, гербовой бумаги и заморочек! Слава Богу, это отнюдь не бесчестит человека; так что выкладывайте свою тайну.
— Клянусь честью, я не понимаю ничего из ваших слов, господин Вердюр.
— Ну, полноте! Судебный исполнитель уже трижды приходил к вам на этой неделе, это всем известно, с требованием о платеже, а на сегодня назначено наложение ареста на имущество. Черт возьми! Вы думаете, будто от соседей можно что-нибудь утаить? Ну-ну! Да в каждом квартале есть своя полиция, она и государственной полиции нос утрет, — это наши дворники!
— Да нет же, это невозможно! — повторял Луи де Фонтаньё, совершенно ошеломленный известием, которое открыло ему глаза на положение его семейных дел.
— Так, наверное, ваша славная женушка решила скрыть это от вас, — промолвил краснодеревщик, которого это восклицание наконец убедило в неведении Луи де Фонтаньё. — Сделала она это, видать, от доброго сердца, хотя в том, чтобы отступать перед опасностью, никакого проку нет. Да уж теперь все равно, надо быть ей признательной за благое намерение и не расстраивать ее, господин Луи. Поверьте, я от всей души полюбил вашу женушку. Она и тихая, и опрятная, и трудолюбивая, да и к тому же наряжается как герцогиня. Поговаривают, что вы не женаты, а по мне, так это только злые сплетни, и они не мешают мне приводить вашу жену в пример моей супружнице, хотя и она не совсем лишена благородных чувств. Видите ли, господин Луи, таких жен, как ваша, нужно одевать не в красное дерево, не в палисандровое и не в лимонное, а в чистое золото.
По всей видимости, г-н Вердюр мог бы продолжать в том же духе еще целый час.
Но Луи де Фонтаньё его больше не слушал. Он был совершенно сломлен новостью об этом несчастье; в душе его творилось полное замешательство; думал он не столько об Эмме, сколько о себе; он с ужасом видел, как усиливаются невзгоды, которые она терпит из-за него, но одновременно чувствовал, что его обязанности по отношению к ней становятся более неотложными. Внезапно он встал, чтобы уйти, но г-н Вердюр удержал его за руку.
— Мы еще не обо всем поговорили, — произнес он. — На этом свете есть не только судебные исполнители, есть также и друзья. Послушайте, господин Луи, я не богат, но у меня точно найдется где-нибудь билет в пятьсот франков, который может выручить доброго человека в трудную минуту. Воспользуйтесь этим; сказано, может быть, и плохо, ну да я привык работать больше руками, чем языком. Одним словом, если вам понадобятся мои денежки, то рассчитывайте на старика Вердюра.