Луи де Фонтаньё сердечно пожал руку славному ремесленнику и побежал домой. Эмма еще не возвратилась. После того как он узнал о жестоких испытаниях, какие ей пришлось вынести в предшествующие дни, серьезное беспокойство, вызванное ее отсутствием, стало брать в нем верх над его эгоистическими тревогами. В ту минуту, когда молодой человек вышел из прохода к дому, чтобы посмотреть, не идет ли г-жа д’Эскоман по улице, он столкнулся с человеком в черном, который вручил ему уведомление о наложении ареста на имущество и заявил, что он намерен немедленно приступить к выполнению своих обязанностей, а если ему добровольно не откроют двери магазина, вынужден будет призвать на помощь полицейского комиссара.
Луи де Фонтаньё машинально развернул бумагу, протянутую ему судебным исполнителем, и тут же в глаза ему бросилась подпись на этом документе, сделанная довольно крупным почерком.
Бумага была подписана покровителем Маргариты.
Луи де Фонтаньё прочитал ее внимательней. "Госпожу маркизу д ’Эскоман, называвшую себя г-жой Луи", преследовали именно по требованию г-на Вердьера; сомнений быть не могло.
Луи де Фонтаньё радостно вскрикнул и бросился к особняку Маргариты.
Перед его парадным подъездом выстроилась длинная вереница экипажей. С великим трудом Луи де Фонтаньё протиснулся через толпу гостей, и с еще большим трудом сумел подойти к самой хозяйке.
Наконец он увидел ее; она была занята тем, что отдавала окружавшим ее молодым людям, которые исполняли при ней обязанности адъютантов, последние распоряжения по поводу концерта. Он подошел к ней, но она словно бы не заметила его присутствия.
— Маргарита, — проговорил он, склонившись к ее плечу.
Она обернулась.
— А! Это вы, Фонтаньё? — откликнулась она. — Я вам искренне признательна за то, что вы так старательно сдержали свое слово; я было опасалась, что ваша жена (она голосом выделила это слово) не отпустит вас и заставит сидеть подле нее и распутывать с нею мотки ниток.
Окружавшие ее молодые люди, хотя они совсем не знали Луи де Фонтаньё, расхохотались над этой грубоватой шуткой, словно полагая, что с таких прекрасных уст может слететь лишь прекрасная острота.
— Маргарита, — дрожащим от тревоги голосам тихо произнес Луи де Фонтаньё, — мне необходимо переговорить с вами.
— Так что же? Мне кажется, вы уже начали это делать.
Умоляющим взглядом молодой человек показал на тех, кто мог их услышать.
— Как, Фонтаньё, вы просите свидания наедине? На правах старого друга, — промолвила Маргарита, — вы хотите стать виновником того, что барона хватит удар и я лишусь двухсот тысяч франков годового дохода, которые он мне дает?
— Маргарита, умоляю, речь идет о жизни и смерти!
— Вопросы жизни и смерти имеют свое время, мое милое дитя. В данную минуту я полностью принадлежу своим гостям, и даже если бы ваш вопрос касался лично меня, я не покинула бы их из-за такого пустяка.
Маргарита говорила очень громко; многие из окружавших ее молодых людей поклонились ей, а один из них поцеловал куртизанке руку с надетой на нее перчаткой; однако по выражению лица Луи де Фонтаньё Маргарита поняла, что она, несомненно, зашла слишком далеко и что беззаботность, проявляемая ею по отношению к тревогам своего друга, может просветить его, как бы ни был он слеп, по поводу ее чувств, и поставить под удар вынашиваемые ею планы мести.
— Будет вам, не надо сердиться, — произнесла Маргарита и фамильярно взяла молодого человека под руку. — Так уж и быть, мы предоставим вам эту столь срочную аудиенцию, и, заверяю вас, мой сеньор и хозяин не будет этим возмущен, ведь он знает, что вы были моим любовником… Да, господа, я была без ума от этого красавчика и желала бы вам всем, как бы я ни была сейчас на него зла, быть любимыми так же, как он был любим мною; но мой милый барон прекрасно знает, какое доверие должны внушать ему мои принципы!
С этими словами она ввела Луи де Фонтаньё в маленький будуар и прикрыла за собой дверь.
— Так чего же ты хочешь от меня? — спросила она, присаживаясь.
Вместо ответа Луи де Фонтаньё молча протянул ей роковую бумагу; Маргарита прочла ее и наморщила лоб.
— Ну, и что я, по-твоему, должна сделать? — спросила она, закончив чтение и посмотрев, не испортила ли эта грязная бумажка свежести ее перчаток.
— Разве ты не поняла, что это судебное преследование затеял господин Вердьер?
— Он? Бедный мой мальчик, или ты действительно обокрал банкира, у которого ты работал, или же твой хозяин всего лишь трус. Но уверяю тебя, что господин Вердьер даже не знает имени этой дамы.