Поскольку шевалье примерно знал, какое направление ему следует избрать, он не потерял ни минуты на поиски пути.
Напротив, не раздумывая, он бросился вперед и шел так быстро, что, огибая собор, в ста шагах от себя, в направлении Осла, Играющего на Виоле, увидел Блека и окликнул его, но Блек, точно как собака Жана де Нивеля, понимая, что его преследуют, свернул на улицу Менял, и г-н де ла Гравери вновь заметил его лишь около предместья Ла-Грапп, где, как он знал, жила прежняя хозяйка спаниеля, хотя номер ее дома и не был ему известен.
Правда, в этом месте шевалье был так близко от собаки, что в какое-то мгновение у него появилась надежда схватить ее.
Либо спаниель вовсе не рассчитывал окончательно скрыться от взора шевалье, либо он не так хорошо, как жители города Шартра, был знаком с этим хитросплетением улиц и, казалось, запутался, но только г-н де ла Гравери вновь увидел Блека, задыхающегося, однако еще сохранившего достаточно сил, чтобы убежать от шевалье.
В самом деле, в то мгновение, когда г-н де ла Гравери протянул руку, желая схватить собаку за великолепный ошейник, сделанный по его заказу, Блек отпрыгнул в сторону и бросился в проход, ведущий к третьему дому слева в этом предместье.
Этот проход был узким, сырым, грязным и темным.
И тем не менее шевалье, не колеблясь, направился туда вслед за своим неблагодарным пансионером.
Он уже не задавал себе вопроса, что ему отвечать в том случае, если животное приведет его к девушке, у которой оно было им украдено.
Некоторое время пробираясь на ощупь в этой мрачной клоаке, шевалье в конце концов рукой наткнулся на веревку.
Веревка, натянутая здесь вместо перил, показывала, как идет лестница.
Шевалье де ла Гравери ногой поискал ступеньки и, обнаружив первую, ведомый слабым проблеском света, пробивавшимся над его головой через безобразное, покрытое пылью окно, в котором недостающие куски стекла были заменены листами промасленной бумаги, принялся взбираться по лестнице.
Так он достиг второго этажа.
Все двери там были закрыты.
Шевалье прислушался.
Из комнат не доносилось ни звука; было ясно, что собака остановилась не здесь.
Шевалье вновь поймал веревку и продолжил свое восхождение.
После второго этажа лестницы сужалась, но это не помешало шевалье добраться до третьего.
Здесь, как и на площадке второго этажа, он прислушался.
Третий этаж бы так же нем, как и второй.
Лестница в предместье Ла-Грапп, ведущая выше третьего этажа, подобно женщинам Вергилия, у которых тело заканчивалось рыбьим хвостом, заканчивалась приставной лесенкой.
Господин де ла Гравери стал опасаться, не воспользовался ли спаниель каким-либо не замеченным им выходом, чтобы выскользнуть из этого дома и проникнуть во двор.
Но в это мгновение он услышал раздавшийся у него над головой печальный и протяжный вой, которым, согласно весьма распространенному поверью, собаки возвещают о смерти своего хозяина.
От такого скорбного зова в этом мрачном доме, казавшемся безлюдным, кровь застыла у шевалье в жилах, волосы встали дыбом, и он почувствовал, как ледяной пот выступил у него на лбу.
Но почти сразу же ему пришло в голову, что Блек, добравшись до двери своей хозяйки и найдя ее запертой, послал ей через дверь этот отчаянный призыв.
По всей вероятности, если такое предположение было верно, его молодой хозяйки не было дома.
Тогда шевалье мог бы настигнуть Блека около двери и, зажатый в тесном коридоре, тот вынужден был бы сдаться.
Эта мысль вернула шевалье мужество.
Он уцепился за перекладины лестницы и предпринял попытку восхождения.
Это ему напомнило тот полный отчаяния день, когда ему пришлось не карабкаться вверх по лестнице, а спускаться вниз по веревке, сделанной им из простыней.
Но он не остановился на этом воспоминании, его память сделала еще один шаг вперед — шевалье вспомнил Матильду, и, каким бы черствым ни стало его сердце в этом отношении, у него вырвался вздох.
Но и вздыхая, он продолжал подниматься.
Когда он преодолел около двадцати ступенек, его тело наполовину высунулось из люка.
Этот люк вел в крохотную чердачную каморку, где царила непроглядная тьма.
На первый взгляд эта каморка казалась такой же пустой, как и весь остальной дом; однако не приходилось сомневаться, что это место служило конечной целью побега спаниеля.
И в самом деле, едва шевалье поставил ногу на пол комнаты, как животное подбежало к нему и стало ласкаться с такой нежностью, какую шевалье у него еще никогда не видел.