Выбрать главу

Читатели, вероятно, помнят описание больничного «полулюкса» в одной из привилегированных больниц в романе А. Бека «Новое назначение»: «…Полулюкс вмещал кабинет и спальню, балкон, ванную комнату, прихожую с выходом прямо на лестницу, устланную ковровой дорожкой. В этом светлом, просторном обиталище… мягкие кресла, ковры, дорогие статуэтки, тяжелые позолоченные рамы развешанных по стенам картин».

Это описание, вероятно, не ранило бы так больно (в самом деле, чего же дурного, если человек лечится в достойных условиях?), если бы мы не знали об убожестве городских больниц для гегемона: железные койки в коридорах, сквозняки, драный линолеум на полах, отсутствие санитарок, нищенское питание, отсутствие необходимых лекарств…

Чтобы принять и в течение десятилетий сохранять вопиющее неравенство, номенклатура, вероятно, должна была обладать особыми спецкачествами. О них тоже позаботился «великий архитектор».

Административный василиск
(Штрихи к портрету)

В апреле 1922 года Сталин становится Генеральным секретарем ЦК и, по сути дела, руководителем аппарата. Первая ступенька к вешалке, на которой висел «кафтан Ленина» (в середине 20-х годов это выражение было очень в ходу), была пройдена. В наследство ему достался весьма сложный и фрагментарный по своим личным симпатиям и уровню аппарат, отражавший сложное и многомерное соотношение сил в ядре партии. Сталину потребовался год времени, чтобы понять, какой именно аппарат нужен ему для укрепления власти: предстояла сложная, изнурительная борьба вначале с Троцким, затем с другими наследниками Ленина.

В апреле 1923 года на XII съезде РКП(б) Сталин, представляя орготчет ЦК, попутно излагает мысли по поводу того, каким должен быть работник номенклатуры:

«…необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы, как свои родные, и умеющие проводить их в жизнь». В коротком абзаце Генеральный секретарь три раза повторяет слово «директивы», ставшее впоследствии ключевым понятием работы ЦК.

Орграспред, во главе которого Сталин поставил Кагановича, развивает мощную деятельность по формированию аппарата на принципах, изложенных Сталиным. За два года он произвел 8761 назначение, из них 1222 — в партийные органы. К 1927 году Сталин уже имеет собственную, верную ему номенклатуру. Директивы теперь могли идти, не встречая никаких преград. На всем пути были послушные исполнители.

Спустя десять лет, в 1937 году Сталин уже и не скрывал, к какому типу правления он готовит страну и какой аппарат ему для этого нужен. «В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3–4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, — генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это — наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство».

В это же время выявляется и еще одна существенная черта сталинской кадровой политики. Главное качество руководящего работника, по Сталину, не компетентность, а личная преданность. Ответственный работник должен понимать, что он получает должность не в силу своих знаний, а по милости вышестоящего «генерала». Разумеется, в любой другой стране, где существуют конкуренция, рынок, кооперативная и частная собственность, такая кадровая политика была бы немыслима. Лозунг «Все кругом народное, все кругом мое» был крайне выгоден номенклатуре всех уровней, ибо позволял при помощи уравниловки и госфинансирования покрывать зияющие провалы.

В силу некомпетентности, с одной стороны, и зависимости от вышестоящего начальства — с другой, вся деятельность номенклатурщика направлена не на реальную работу, а на имитацию «бурной деятельности». Главное — быть замеченным «в центре». Отсюда всякого рода громкие «инициативы» на местах; отсюда же — горящие по вечерам окна и бдения около «вертушек»: а вдруг начальник позвонит; отсюда субботние высидки в конторах: неважно, что весь день двигали шахматы, важно, что отмечено рвение.

От некомпетентности и казенный оптимизм, и казенные лозунги: «Советское — значит отличное», «Превратим Москву (Киев, Баку, Бердичев и т. д.) в образцовый коммунистический город». Отсюда холуйство перед большим и среднего калибра вождями.

Номенклатура не склонна к «экономической оседлости» (выражение Д. С. Лихачева). Ее не интересует длительная, кропотливая работа, которая может принести стратегический успех. Номенклатурщик — всегда временщик. Его метод — быстрый, «сабельный» успех, ибо только он может быть замечен из высокого окна. Отсюда хищническое отношение и к производству, и к природе, и к человеку. «Проекты века», грандиозные стройки — это плод номенклатурного воображения, стремящегося во что бы то ни стало быть замеченным, а следовательно, выдвинутым и приближенным. Многие недавние первые секретари республик, выброшенные из кресел пружиной перестройки — рашидовы, Кунаевы, — все это раздутые до абсурда, но, увы, реальные образцы номенклатурных полипов, приведших страну к тяжелому заболеванию. Мастера устраивать «идеологические» и «политические» парады, они тотчас же оказываются в тупике, как только возникает нестандартная, требующая политического творчества и мужества ситуация.