– Я предупредила герцога, что это секрет, а он все же джентльмен...
Софи недоверчиво покачала головой:
– Ладно, я отправляюсь к себе в спальню.
Она была уже у дверей гостиной, когда Беатрис окликнула ее:
– Но, дорогая, ты, по крайней мере, счастлива, что герцог приехал к нам?
Софи остановилась, потом вернулась и поцеловала мать в щеку, понимая, что нет никакого смысла сердиться. Беатрис сознавала, что совершила оплошность, и, наверное, теперь не сможет заснуть спокойно. Она была доброй, хорошей женщиной и любящей матерью, вот только не умела хранить секреты. К счастью, это было ее самым серьезным недостатком. А вот бабка Софи продавала своих детей, чтобы купить виски, после того как отец Беатрис оставил семью.
Была ли счастлива Софи, общаясь с герцогом? Вряд ли она чувствовала себя счастливой. Это было нечто совсем другое. Но она понимала, что впредь следует соблюдать особую осторожность.
Слуга в ливрее открыл дверь кареты для Джеймса и, когда тот удобно уселся внутри, закрыл ее. Однако еще до того, как лошади тронулись, в дверь кареты постучали, и в окне появилась физиономия Уитби.
– Подождите! – прокричал Джеймс кучеру и открыл дверь.
– Не подвезешь меня до Грин-стрит? – спросил Эдвард.
Поборов непроизвольное желание отказаться, Джеймс кивнул, и почти всю дорогу они молча сидели друг напротив друга, пока экипаж подпрыгивал на неровной каменной мостовой.
– Так ты все-таки изменил свои намерения? – спросил, наконец, Уитби.
– Какие намерения? – пожал плечами, словно не понимая, о чем речь.
– Относительно американской наследницы. Ты ведь говорил, что она тебя не интересует.
В тоне Эдварда Джеймс уловил враждебность, но постарался ответить как можно спокойнее:
– Что-то не припомню.
– Ты сказал, что вообще не признаешься ни в чем.
– Совершенно верно. А почему тебя это интересует?
От очередного толчка Эдвард покачнулся на сиденье.
– Видишь ли, я сообщил миссис Уилсон о моей заинтересованности, и она высказала мне свое одобрение.
Джеймс крепче сжал рукоять своей трости.
– Кто, миссис Уилсон или ее дочь?
– Конечно, миссис Уилсон. Сама девица была оживленна, любезна, и к тому же на прошлой неделе она улыбалась мне каждый раз, когда мы встречались с ней.
– Думаю, таково обычное поведение молодых американок, – холодно заметил Джеймс.
Боже, уж не ревнует ли он? Джеймс постарался взять себя в руки.
– Так ты сделал предложение?
– Не... не совсем. Миссис Уилсон сказала мне, что делать предложение слишком рано. Ее дочь хочет, чтобы за ней сперва ухаживали подобающим образом, а уж потом заводили речь о браке.
– Ухаживали подобающим образом? – удивленно приподнял брови. – Звучит уж очень по-американски.
У его собеседника дернулся подбородок – судя по всему, его друг прилагал неимоверные усилия, чтобы скрыть злость.
– Я не предполагал, что ты хочешь жениться, – сказал Уитби.
Теперь в его голосе звучало отчаяние, и Джеймсу это было весьма неприятно. Ему следовало немедленно убедить приятеля в том, что он не собирается делать предложение, и на этом окончить неприятный разговор.
– Она назвала тебе предполагаемую сумму приданого? – спросил Эдвард.
– Сумму? – Теперь настала очередь Джеймса возмутиться. – Не очень понимаю, о чем ты?
– Отлично понимаешь: речь идет о величине приданого. Подозреваю, что именно поэтому ты изменил свои планы.
– Я не мог изменить планы хотя бы потому, что у меня их никогда не было, – заверил Уитби Джеймс.
– Но миссис Уилсон назвала тебе сумму? – продолжал настаивать граф.
Джеймс вздохнул:
– Послушай, что мне за дело до величины приданого ее дочери? Господи, Боже мой, – он рассмеялся, – мы вообще не говорили о подобных вещах. Дурацкий разговор шел только о погоде.
– Ах, вот как! Что ж, ладно... – Эдвард замолчал и посмотрел в окно. Видно было, что он почувствовал облегчение.
Джеймс же, наоборот, отчего-то разволновался.
– А ты что, в самом деле, обсуждал это с миссис Уилсон? – недоверчиво спросил он. – Разумеется, дочери при этом не было?
– Боже, конечно, не было!
Карета продолжала свой путь, и Джеймс почувствовал, что любопытство не дает ему покоя. Он стал придумывать объяснения, почему миссис Уилсон не сообщила ему о величине приданого. Вряд ли она сама предпочитает Уитби. Она охотница за титулами и должна понимать, что титул Джеймса самый высокий. Графиня, безусловно, все это ей объяснила. С другой стороны, вполне возможно, что желание матери не имеет здесь никакого значения. Вероятно, миссис Уилсон знает, что ее дочери Эдвард нравится больше, чем герцогский титул, и именно поэтому ведет себя так. Мысль о том, что молодая женщина предпочла ему его приятеля, была для Джеймса особенно неприятной.
– Ситуация и в самом деле весьма странная, – неожиданно заговорил Уитби, – удивительно, что отец собирается заплатить пятьсот тысяч фунтов за то, чтобы выдать замуж такую красавицу: если бы Софи родилась в Англии, ему, вероятно, не пришлось бы потратить ни фартинга. Им приходится платить за то, что они американцы и хотят стать уважаемой частью Старого Света. Мы живем в очень странное время, не правда ли, Джеймс?
Однако герцог молчал – он просто не мог сразу переварить услышанную им огромную цифру – пятьсот тысяч фунтов.
Экипаж остановился на Грин-стрит, и кучер открыл дверцу кареты.
– Надеюсь, старина, ты не собираешься становиться между мной и тем, что я получил раньше тебя? Если попробуешь, уверяю тебя, ты пожалеешь. – Выражение лица Уитби стало жестким и даже злым.
Кровь забурлила в жилах Джеймса.
– Ты лучше других должен знать, Эдвард, что я плохо реагирую на угрозы.
Лицо графа тут же разгладилось. Уитби вежливо поблагодарил Джеймса за то, что тот довез его, и вышел из кареты.
Экипаж последовал дальше по Грин-стрит, но герцог все никак не мог успокоиться, поскольку он терпеть не мог, когда его пытались запугивать. Челюсть его сжалась, когда он до конца осознал, что произошло всего несколько минут назад. То, что Эдвард Уитби зашел в дом графини на полчаса раньше, не давало его приятелю никаких преимуществ. Это могло случиться из-за запруженных улиц Лондона... Да мало ли из-за чего!
Уитби прекрасно знал, что Джеймсу давно пора жениться; он даже сам убеждал приятеля в этом задолго до того, как на горизонте возникла богатая американка.
Мысли герцога снова возвратились к огромной сумме приданого. Оценивая состояние своих финансов, Джеймс подумал, что игнорировать такую возможность было бы просто абсурдом. Отказываться только потому, что он мог повести себя так же, как его отец, было бы преступлением по отношению к его семье. Безусловно, он был более сильным человеком, чем отец, и вполне мог бороться со своими инстинктами.
Джеймс считал себя достаточно разумным, чтобы увидеть приближающуюся опасность и справиться с ней, разве нет? Не зря же он потратил всю свою жизнь на то, чтобы научиться справляться со своими страстями. В ближайшем будущем он намеревался рассматривать сложившуюся ситуацию исключительно с рациональной точки зрения, хотя представившаяся ему возможность и казалась похожей на сказку. Судьба дразнила его, поместив перед его носом золотое райское яблочко, которое соблазняло его и красотой девушки, и огромными деньгами. Что ж, пришло время откусить кусочек яблока. Он уже был готов к этому – он научился управлять своими чувствами и умел сдерживать свои страсти, если в этом была необходимость.
Вероятно, он был прав, всю жизнь занимаясь тренировкой характера. Теперь пора проверить успешность этих тренировок, общаясь с очаровательной американкой: ведь чтобы получить это огромное приданое, ему придется соблазнить мисс Уилсон...
Глава 4
Безусловно, все дело заключается исключительно в деньгах, уверял себя Джеймс, пока лакей помогал ему одеваться перед балом у Беркли. Сумма приданого, которую он узнал, кардинальным образом изменила ситуацию: теперь герцог мог думать о своем поместье, о Мартине, которому предстоит учиться в Оксфорде, когда придет время, и о сестре Лили, которая начала выезжать в этом году и которой, наверное, вскоре понадобится свое собственное приданое. В настоящий момент благодаря беззаботной жизни их отца он ничего не мог предложить возможному претенденту на ее руку, ни единого фартинга.