Уж слишком я был заметным приезжим в этом городе. Эх, вот если бы у меня здесь нашелся хоть кто-то, кто сумел бы, не привлекая ничьего внимания навести справки… Ах ты, старый сыскарь, да какие справки? Я не имел ни малейшего понятия, что или кого ищу. Этот город для меня мог оказаться либо отличным убежищем, либо западней.
Вытащив материалы о Бобе Томасе, которыми меня снабдила телекомпания, я в десятый раз с ними ознакомился. Мне чуть полегчало, потому что меня по-прежнему не оставляла догадка, что убийца должен обязательно оказаться уроженцем Бингстона. Если только это не было беспричинным убийством, которое не укладывается ни в какую логическую схему. Если же это было случайное убийство, тогда я мог преспокойно вернуться домой и позволить им усадить себя на электрический стул.
В доме было тихо, и я понял, что старики отошли ко сну. Я жутко проголодался и пошел посмотреть содержимое холодильника. Телевизор был включен, и гостиная купалась в его серебристо-голубом мерцании. У телевизора сидела девушка. Я рассмотрел ее лицо: худое, темнокожее, того же оттенка, что и мое, волосы собраны и зачесаны наверх. Заметив меня, она встала и включила свет. На ней был простенький серый костюмчик, облегающий высокую фигуру. При свете она оказалась старше, чем я поначалу подумал, — наверное, около двадцати семи. Нос у нее был короткий, а глаза большие, глубоко посаженные. Тяжелые, полные губы.
— Мистер Джонс? Я Френсис Дэвис. Мама сказала, чтобы я вас накормила ужином. Хотите?
Голос у нее был низкий и резкий, если не сказать укоризненный.
— А где все?
— Спят. Уже начало одиннадцатого — для нас поздний час.
— Извините, что заставил вас не спать. Я, пожалуй, выскочу в город, чего-нибудь перекушу.
— Где? Тут нет ресторанов для цветных. Да я и не из-за вас не сплю. Я люблю смотреть телевизор. Если хотите есть, пойдемте на кухню.
— В Бингстоне, похоже, вообще нет смысла подниматься с постели, — заметил я, идя за ней следом. Росту в ней оказалось никакие меньше шести футов — при том, что на ногах у нее были простые шлепанцы.
— Ну, если у вас светлая кожа… — Она остановилась. — У вас такие плечи, что вы кажетесь маленьким. Хотя и не маленький. А ваша одежда — это просто отпад. Вы такой прикинутый парень!
Вблизи ее лицо показалось мне даже симпатичным, а полные губы и огромные глаза интригующими.
— Спасибо, милая. Твоя одежда мне тоже нравится.
— Купила в Цинциннати в прошлом году. А где это вам сломали нос? — с этими словами она открыла дверь в кухню.
— Много лет назад играл в футбол. У меня была стипендия — до войны. — Кухня оказалась большой и светлой и немного странноватой: в ней стояли современный холодильник и морозилка последнего выпуска, новая стиральная машина и электрогриль, и тут же рядом старенькая угольная печурка, надраенная до блеска. Она жестом пригласила меня сесть за белый стол. Я сел, а она стала доставать из холодильника разные кастрюльки и миски, полные всякой снеди.
— Овощи, рис, жареная свинина, печенье, картошка и пирог. Кофе или чай?
— Замечательно, но только давай без печенья и картошки. Чай.
— Вы на каком инструменте играете и в какой группе?
— На ударных. И в настоящий момент у меня нет группы. У меня было несколько кратковременных контрактов в джаз-клубах Нового Орлеана и Лейк-Чарльза, а теперь вот направляюсь в Чикаго в надежде куда-то еще приткнуться. В основном я играю на «левых» концертах.
— А как сейчас в Новом Орлеане?
— Жарко и влажно. Я без сожаления удрал оттуда.
— А я запала на ваш «ягуар». Клевая тачка.
— Слушай, дорогуша, почему бы тебе не бросить этот фальшивый жаргон?
Она постояла у угольной печки, которая, должно быть, фурычила круглые сутки — уж больно тепло было в кухне. Потом резко обернулась.
— Да я специально так говорю — для вас, вы же лабух. А что касается фальши, то перестаньте называть меня «дорогуша».
— Хорошо, мисс Дэвис. Я не хотел показаться фамильярным.
Она кротко взглянула на меня и стала накладывать мне еду в тарелку.
— А я восприняла это как комплимент, мистер Джонс. Скажите, а зачем вы приехали в Бингстон?