Вера невольно рассмеялась, покачала головой:
Ты шутишь?.. Чудо просто какое-то! Как же люди умеют устраиваться!
А... что? — спросила Ольга, уже понимая, что ей сейчас скажут.
В каком году-то?
Вера Викторовна задумалась, пожала плечами:
Да, пожалуй, в восемьдесят восьмом, — она нахмурила брови. — Я почему помню...
И действительно стала объяснять, почему она это помнит. А Ольга подумала, что дяде Пете отрезало ногу как раз в год их с Олежкой рож-^лия... Довольно-таки ужасное совпадение! Она училась ползать, потом ходить, бегала, прыгала, качалась на трапеции, а дядя Петя все это время, все эти до ужаса долгие годы просидел в своей коляске!
Но ведь он все равно плохой человек!
Но ведь его можно и простить! Сидит, как паук в своей паутине, никуда деться не может. Как тут не разозлиться? Как тут не начать придумывать всякие плохие дела?
Поняла теперь? — спросила Зинаида, смеясь.
Поняла.. . А вы можете ему Зойка ничего не говорить?
Могу и не говорить, — Зинаида кивнула. — Но почему, собственно?
Да разве вам его не жалко?
Нет! — сурово отрубила Зинаида.
Вдруг повернулась резко и ушла в свою квартиру, крепко хлопнув дверью.
— Ты не осуждай ее, — Вера Викторовна посмотрела вслед ушедшей соседке. — У нее с этим Петром... Петровичем любовь была. Можно сказать, со школьной парты.
Ну ничего себе! Ольга могла лишь глубоко вздохнуть от удивления и потом долго не выпускала из себя воздух
Глава XIX
ИГОЛКА В ШЕЕ
Живите, как хотите. Я к вам больше приставать не буду!»
Ведь он был инвалид. И в принципе ничего плохого не делал. Врал про свои подвиги. Так это многие делают. И еще он... ну, просто был недобрый, и у него друзья оказались не самые золотые люди. Но ведь это же еще не преступление, верно?
Теперь о том происшествии. Одни полужулики — в смысле братья Жеребцовы — раздобыли в разрушенном, затерянном среди болот и лесов фашистском блиндаже эти золотые зубы, а другие полужулики отвратительное то сокровище «свистнули». О происхождении этих зубов рыцарям дядя Петя рассказал. Как говорится, вор у вора дубинку украл... Ну и какое мне до этого дело?
Так она сказала себе. Хотя в душе осталась какая-то муть. Тут уж ничего не поделаешь. Надо просто не сталкиваться с этим «ветераном» так называемым, забыть о его существовании да и все.
Решив так, она хотела рассказать все Олежке — а как же без Олежки-то? Но не успела открыть рот, как Олег стал ей такие вещи рассказывать про дорогого и ненаглядного дядю Петю... и Ольга снова не решилась рассказать ему правду. Послушала, покивала головой:
Ясно...
А ты, Оль?.. Ты разве не пойдешь сегодня на встречу с дядей Петей? Он будет подробнее говорить о нашей новой операции. И еще вручать устные ордена!
Чего-чего?
Олежка лишь головой покачал на такое ее полное непонимание: .
Ну прикинь же сама! У разведчиков все секретно. В том числе и награды! Поэтому им ордена, медали...
И денежные премии, — сказала Ольга весьма ехидно.
Вот как раз и нет! — Олежка посмотрел на нее укоризненно. — Премии он выдаст нам по-настоящему, потому что*деньги... — он помолчал значительно, — безлики!
Несомненно, дяди-Петино словечко.
А ордена, — спокойно и очень уверенно продолжал Олежка, — они действительно... устные. Но глупо было бы не верить такому человеку, как дядя Петя.
Это уж точно!
—Так говоришь странно... Ты что-то узнала? Вот здесь было самое время сказать ему про
поезд и про изгнанную жену. И тут Ольга не решилась! Просто не смогла так огорчать братишку своего. Да и к чему это? Ведь, во-первых, она точно ничего не знает: сведения-то непроверенные. А во-вторых, они скоро отсюда уедут, и не будет в Олежкиной жизни этого непонятного дяди Пети.
Ладно, — она махнула рукой, — когда-нибудь потом поговорим на эту тему...
Ну и отлично! — Олежке ничего «лишнего» узнавать не хотелось, и к тому же он, видимо, спешил по каким-то там робин-гудовским делам. — Я прямо к представлению приду...
А репетиция?
Ну... придумай там что-нибудь!
Она в ответ лишь кивнула. Но Олежка не заметил ее «напряженки», улыбнулся, одеваясь на ходу. Рванул из дома.
Она осталась одна. Непривычно как-то и на душе тревожно. Думала-думала, что бы такое поделать. Позвонила Маше Неделиной. А та очень даже любила трепаться по телефону, благо платить ни за что никому не надо. Уж она и про Евгепгу, и про Робин Гуда, и про ее братца. Причем Машке особенно не требовалось никаких ответов, она просто говорила и все. Ей вполне достаточно было короткого хмыканья, или поддакивания, или восторженного восклицания.