Кощей шел рядом, не разговаривая, но меня не тяготила его компания. Очень приятно было видеть его адекватным.
— У тебя где-то машина? — прервала я молчание.
— Да, почти дошли. А как там Настасья поживает? — вдруг спросил он.
— Все хорошо, тренировки, тренировки…
— Передавай привет. Я не буду тебя до метро провожать, дела. До скорого.
И он скрылся на боковой улице. А несколько минут спустя, пока я ждала зеленый на переходе, проехал мимо. О такой машине я могла лишь мечтать, но мечтала совсем о другом — разгадать все шарады Корпорации.
Кощей, по-моему, как-то умудряется жить и учиться в этом мире, несмотря на все, что с ним сотворили. Я мало о нем знаю, но очевидно, что у него есть желание быть больше чем пешкой в непонятной игре могущественных существ.
И мы с ним поборемся за себя.
— Яга, надо поговорить.
Обычно я сплю довольно чутко, если не вымотана беготней по Лукоморью, так что шепот в тишине прозвучал сродни будильнику. Голос принадлежал не Бальтазару, это я и спросонья поняла, к тому же он ушел гулять. Нащупала телефон — два ночи. Посветила экраном: возле стола, опустив глаза, стоял летописец.
— Тихон, какого самописца?
— Извини. Дело, кажется, срочное. Я… Вот, сама посмотри.
Он передал мне скомканную бумажку и как-то понуро вскарабкался на стул.
— Ты увольняешься, что ли? — предположила я. Он вздохнул в ответ. — Если что, я понимаю, работенка так себе.
Разгладила бумажку, прочитала. Потом еще раз, медленно. А затем едва ли не по слогам.
— Это что? — Тусклый свет экрана прятался в заломах бумаги, делал из слов иероглифы. Я не хотела их понимать.
— Собирал одежду, в прачечную нашу отнести, нашел в кармане.
Дальше летописец сбивчиво рассказал, что уже некоторое время мучился от чувства, которому нет четкого определения. Месяц назад у него потерялось время, выпало, и он не мог вспомнить, что делал. Каждый следующий день чувство притуплялось, но полностью не исчезло. И вот он нашел записку.
— Думаю, я действительно потерял час или два своей жизни. Не знаю где, но уверен: за этим стоит корпорация и Первородные. Кто еще способен на подобную гнусность?
— Получается, выбора нет?
— Я его не вижу. Данные условия загоняют в угол.
— Мои родители?..
— В порядке. Я проверил каналы, какие смог, указаний не поступало. Пока что.
Он замолчал. Я отбросила записку, как что-то гадкое, пачкающее руки. В целом так оно и было.
— Может быть, ее подложили? Шутка такая. — Я говорила, но не верила себе. Они способны. И Ялия с ее зловещим пророчеством о потерях туда же.
— Исключено, Яга. Это написано моим самописцем.
В голове пустота. Пальцы замерзли и онемели. Как же так? Я же неваляшка — меня бьют, я встаю. Встану и в этот раз, должна.
— Если они примутся за семью, это можно будет обратить?
— Не могу сказать.
— Спасибо, Тихон. Иди спать.
Летописец исчез.
Наверное, вы думаете, что меня теперь не пронять — я же воительница, вон сколько всего смогла, храбрая такая… Черта с два. Хорошо, что дома никого не было. Никогда в жизни меня не выворачивало от страха. До сегодняшней ночи.
Учеба, работа, друзья, Маркус.
Делай, что в твоих силах, и следуй привычным маршрутом, сказала я себе. Решай повседневные задачи и держись за рутину — она вытянет, пока ты готовишься принять решение. Не даст свернуться калачиком в пыльном углу и выть.
Как найти выход?
Я крутила ситуацию под всеми возможными углами и не видела ни подходящих дверей, ни форточек, кроме одной — сделать все на своих условиях.
Если нет выхода — прорубить? О таком и подумать страшно.
Непроходящее мрачное настроение увеличивало и без того сильный отрыв от однокурсников. Сидя на парах, я думала: зачем оно все надо? А может, взять академ или перевестись на заочку? Начать с другими людьми, более занятыми своими делами, которым моя кислая физиономия будет подана как родная. И тут же ругала себя за слабоволие: Кощей продолжает жизнь в этом мире, я-то чем хуже? Справлюсь.
Ни Бальтазару, ни друзьям я пока ничего не сказала.
Молнии прорезали темноту, красиво распадаясь в воздухе, светящимися корнями небесного дерева. Я сидела на бортике ступы возле кладбища у Академии и выжигала очередную могилу. Хожу сюда три раза в неделю, как на работу.
Шоколадный батончик — единственная пища за день — медленно таял в руке. Дурная привычка не есть нормально, когда нервничаешь. Вообще, место для ужина неподходящее, конечно.