Сердце Эрин болезненно сжалось, она застыла на пороге.
— Эрин! Ты проснулась! Иди к нам! — крикнула Валентина, которая первой заметила ее появление.
Эрин не сразу посмотрела на хозяйку дома, ее взгляд по-прежнему был прикован к Франческо и малышу. Ей живо представилось, как ее муж будет нянчить своего собственного ребенка.
— Тебе лучше поспешить, пока эти ненасытные не смели все со стола! — продолжала звать гостью Валентина.
Эрин подошла поближе, взглянула на стол, заставленный всевозможными блюдами, и ей сделалось дурно от вида еды.
— Нет, благодарю, — сдержанно отказалась она, стараясь подавить тошноту.
Эрин разулась, оставила свои туфли на крыльце и, ступая босиком по траве, направилась к Франческо и Джанни. Внезапно в кармане ее брюк зазвонил сотовый телефон.
Эрин нажала на кнопку принятия вызова:
— Мама? Я не слышу тебя!.. Очень плохая связь… Ну вот, разъединили!
Она попробовала перезвонить, но гудка не было.
— Нет сигнала, — пробормотала Эрин.
Сэм посоветовал позвонить с домашнего телефона, и девушка приняла его предложение.
— Мам, что случилось? — крикнула Эрин в телефонную трубку. Она и раньше замечала за своей матерью уникальную способность вторгаться в ее жизнь именно тогда, когда ей больше всего хотелось остаться наедине со своими переживаниями.
— Хорошо, я приеду… — донеслось до слуха Франческо.
Мгновение спустя он уже был рядом с женой и выхватывал трубку из ее рук.
— Никуда Эрин не поедет! — проорал он. — Моя жена останется со мной! Вам все понятно? — он бросил трубку.
— Как ты смеешь? — негодовала Эрин.
— Уже давно следовало это сделать! Твоя мать крутит тобой, как хочет, не желая понять, что у тебя есть собственная жизнь, а ты все принимаешь как должное, — заявил Франческо.
— Ты сам не понимаешь, что творишь! С ней нельзя так резко разговаривать, она в ужасном состоянии. Ей нужна моя помощь, черствый ты чурбан! — кричала на мужа Эрин, она готова была расплакаться.
— До недавнего времени ты жила с ней постоянно и помогала, причем порой вопреки собственным интересам. Тем не менее она продолжала вести себя по-старому. Пойми, твоей матери не нужна помощь, ей нужен лишь свидетель ее гипертрофированных переживаний.
— Да что ты о ней знаешь? Что вообще ты можешь знать о моих отношениях с матерью? Я запрещаю тебе говорить о моей семье в таком тоне!
— Если бы только твоя мать заботилась о тебе так же, как ты печешься о ней и ее спокойствии! Если ты ее любишь, не потакай ее слабостям. Если ты будешь утешать свою мать всякий раз, когда ее отношения с твоим папочкой зайдут в тупик, никогда ничего не изменится, — внушал ей Франческо. — Дай ей понять, что в твоих семейных отношениях тоже иногда возникают сложности, но ты их разрешаешь самостоятельно. У нас ведь есть сложности, не так ли, Эрин?
— Если я отзываюсь на ее просьбу, значит, я потакаю ее капризам, а если следую твоим требованиям, значит, поступаю правильно? Ничего не скажешь, объективный подход! Она моя мать и нуждается во мне! И мне безразлично, как ты к этому относишься!
— Где твоя семья, Эрин? — прямо спросил жену Франческо.
— Моя мама…
— Твоя мать хочет отнять тебя у меня, чтобы ты вечно оставалась при ней и возилась с ее проблемами. Твоя семья здесь! Ты, я и наш ребенок — это все, что должно тебя волновать. Ты думаешь, мать позволит тебе спокойно заниматься ребенком, если ты переедешь к ней?
— Ты не имеешь права! Я же не вмешиваюсь в твои отношения с родителями, Франческо!
Эрин отдавала себе отчет в том, что Франческо прав. В последнее время ее очень тревожило все возрастающее желание матери держать дочь возле себя. С тех пор как Эрин вернулась в Лондон, она с трудом могла сосредоточиться на своих заботах, потому что мать постоянно требовала ее внимания.
— Ты сама понимаешь, Эрин, что необходимо прекратить эти постоянные вмешательства в твою личную жизнь?
— Предоставь это мне, Франческо.
— Не думаю, что ты справишься, дорогая. Со своей матерью ты ведешь себя непозволительно мягко. Иногда я боюсь за тебя. Во что только она тебя не втягивает. Порой даже мне становится стыдно. Не представляю, милая, как ты это до сих пор терпишь.