После обеда и небольшого отдыха ветераны тренировались попарно.
Они бились на деревянных мечах, при этом зубы скрипели от накала страстей, как в смертельной схватке.
Ифигения и Афродита показывали новеньким начальные приемы защиты.
— Главное у гладиатрикс ноги, – Афродита искоса посмотрела на строптивую – помнит ли Пантера эти ее слова. – Ноги спасают, ноги украшают, ноги дают рабыне жизнь.
Без ног вы окажитесь без головы. – Афродита присела, выпрыгнула и перевернулась в воздухе красиво назад.
Уверенно приземлилась на ноги.
Трюк произвел впечатление на новеньких гладиатрикс.
Дальше обучение пошло с воодушевлением.
Никто из рабынь не верила свою смерть.
Да, на арене будут умирать гладиаторы, другие, не они…
Ужин прошел спокойно, Пантера стала набирать силы.
«Конечно, до моего прежнего состояния далеко, – Пантера убрала глиняную чашу, – но я уже могу кое-как стоять на ногах.
Кормят гладиаторов на убой!» – Пантера пришла в новую клеть.
Ифигения закрыла за девушкой дверь на засов.
«Теперь я отдохну одна спокойно!» – Пантера прилегла на относительно свежую, пахнущую свободой, солому.
Закрыла глаза, вытянула ноги.
Тело гудело, отдавало болью в островках заживающих ран и принятых ударов.
Но долго наслаждаться свободой не пришлось.
Сначала лязгнул отодвигаемый засов, затем послышались шаги.
«Странно, сначала должны быть шаги, а потом другие звуки», – Пантера открыла глаза.
Она думала, что пришла Ифигения с каким-нибудь нравоучением для новеньких рабынь.
Но вместо тренера в узкую камеру вошла Ванесса.
Из-за ее спины выглядывали Дриада и Идофея.
Реакция строптивой была мгновенная.
Она сделала попытку вскочить на ноги.
«А разве меня бы это спасло, – Пантера подумала вяло, но со злостью. – Какая разница, когда бьют лежачую или на ногах».
Не успела; Дриада и Идофея ловко, профессионально прижали ее к соломе.
Пантера затихла, она решила не тратить остатки сил на сопротивление, потому что себя бы не освободила, а жалкими потугами доставила бы обидчицам радость.
— Я никогда не прощаю обиду, – Ванесса сузила глаза.
Они превратились в две щелки. – Если гладиатрикс простит, то это не означает, что ее простят.
Жалость на арене и в жизни приводит к смерти.
Либо ты, либо я. – Ванесса ногой ударила в левый бок строптивой.
Тело отозвалось ноющей болью. – Ты думаешь, что ты одна в школе гладиаторов особая.
Так думает каждая, и каждая новенькая считает себя особенной жертвой, строптивой, к которой должны относиться по-человечески. – Ванесса произнесла «по-человечески» с презрением. – У нас у всех истории, и они, поверь, не менее трагичные, чем твоя.
Но мы смирились, затаились до поры до времени.
Ты же хочешь поставить себя выше нас, ветеранов.
Так нельзя, девочка, так нельзя. – Ванесса присела на колени, подняла голову Пантеры за волосы.
«Когда же они начнут меня избивать? — Пантера сжала губы, сверкала изумрудами глаз. – Нет ничего хуже, чем слушать болтовню врага.
Лучше бы избили меня до потери сознания, чтобы я не выслушивала мучительные речи». – Ни одна жилка не дрогнула на лице Пантеры.
— Я не виновата, что досталась Гераклу не девственницей.
В нашей деревне нравы строгие, и родители не уберегли меня от посягательств парней.
До восшествия на ложе с Гераклом я ему лгала.
Он же был уверен, что я девственно чиста, поэтому вручил мне ключи от сокровищниц. – Ванесса приблизила свое лицо к лицу Пантеры, не боялась, что строптивая укусит или плюнет в лицо. – Утром Геракл был суров со мной.
«Зачем ты обманула меня? – спросил он, словно имел надо мной власть. – Я бы простил тебе потерю девственности, но не прощаю лжи».