Как только Птолемея с рабом скрылись, он вышел из дома.
Наверно следил за женой, ждал, когда она уйдет.
Кассий выбежал и отправился в сторону, противоположную той, куда ушла его жена с чужим рабом.
Я тайно проследовала за Кассием.
Через пять домов он свернул и еще через три дома оказался у лачуги.
Я узнала жалкий дом водоноса.
Кассий вошёл, как хозяин.
«Мельпомена, дочь твоя, ждет?» – Голос Кассия прозвучал повелительно.
«Ждет, как всегда, мой господин», – ответил водонос.
Купец ничего не ответил и зашел в сарай.
Я подождала минуту, затем обошла сарай с другой стороны, присела и посмотрела в щель.
Весь сарай бедняка состоит из щелей.
То, что я увидела, сначала превратило меня в камень, затем разогрело, как глину, а потом раскалило – так раскаляется медный чайник на огне.
Кассий делал с дочерью водоноса, то, что раньше совершал со мной.
После всего он слез с нее и небрежно протянул сладкий хлеб:
«Возьми, Мельпомена, мой подарок.
Он даст тебе силы в следующий раз!». – Кассий поднялся и стал медленно одеваться.
Дочь водоноса с жадностью набросилась на хлеб с медом, вонзила в него зубы.
Одно меня порадовало, что подарки, которые подносил мне Кассий, были намного богаче, чем подношение Мельпомене.
Ядовитый туман ворвался в мою голову.
Я забежала в сарай и толкнула руками в грудь купца.
Груди у него рыхлые, мягкие.
Раньше мне нравилось их теребить, но теперь они вызвали у меня отвращение.
«Кассий, как ты мог?!!
Ты же должен был делать это со мной, то, что проделываешь с дочерью водоноса». – Голос мой на последних словах прозвучал жалобно, просительно.
Я еще надеялась, что Кассий одумается, поймет, что я намного лучше других девушек.
«Ты следила за мной? – Купец злобно оттолкнул меня.
Прежде он был робок и вежлив. – Убирайся к своему отцу горшечнику.
Если и дальше станешь надоедать, то я перестану у него покупать горшки.
Скажу, что ты виновата!» – Кассий оказался другим, не прежним, а стал жестким, как будто мягкую глину амфоры обожгли в костре.
«Ты подарил мне колечко», – я, не знаю почему, вытянула руку, растопырила пальцы, чтобы лучше было видно кольцо.
«Как подарил, так и назад заберу за твою наглость», – если бы Кассий не взбесился и не сделал роковую ошибку, то я бы выбежала со слезами.
Но он покусился на самое дорогое – на мое колечко.
Я в гневе отступила к столу.
Рука нашарила глиняную чашку.
Я не видела чашку, но ощупала и поняла – чашка моего отца.
Пьют из наших чаш и воруют у меня.
Дальше помню только бессвязные картинки.
В ярости подняла руку с чашкой.
Осколок глиняной чашки торчит из глаза Кассия.
Позже я поняла, когда у меня в рабстве было свободное время, что отец небрежно обжег глину, и она стала прочная, но хрупкая, поэтому рассыпалась в моей руке.
Вбежал водонос, его открытый в крике рот:
«Нашего благодетеля и кормильца убила».
Но ярче всего я запомнила крошки сладкого хлеба на губах Мельпомены.
Крошки прилипли к ее алым губам. – Афродита перевела дыхание.
Воспоминания дались ей с трудом. – Может быть, я потому подробно тебе рассказываю, что тебе не интересно.
Дальше меня ждала нелегкая судьба.
За убийство купца судья назначил выплатить десять сестерций.
Отец мог бы собрать эту дань, я знаю, у него десять сестерций были, даже больше.
Но он не захотел платить за меня.
«Моя дочь стоит намного меньше, чем десять сестерций.
Зачем я стану переплачивать?
Я лучше куплю на эти деньги пять рабынь вместо нее». – Отец без сожаления отдал дочь.
Меня продали на торгах в рабство.
Я превратилась в рабыню.
Вырученные от продажи деньги ушли в казну судьи.