Чем дольше она смотрела, тем больше бледнела, разум в ее глазах медленно таял, на лбу выступил кровавый пот.
— Почему не кланяешься мне? Тебя задушат не во сне, а казнят на площади, чтобы было больно! – старуха попыталась схватить за руку блондинку, но из-за плохого зрения промахнулась и пожала ей грудь.
Блондинка замычала.
— Она мычит, как корова!
Она корова!
Моему сыну привели корову.
Только коровы в его коллекции домашних животных не хватает, – старушка посмотрела на своих служанок и, неожиданно для всех, засмеялась.
Ее смех похож на царапанье когтей орла по стеклу.
Служанки вынужденно вымученно подхватили смех своей госпожи.
Если хозяйка смеется, то смеются все.
Мать князя подняла подбородок, ее широкие мужские плечи сотрясались от несдерживаемого смеха.
Блондинка с интересом рассматривала старушку, не сердилась на нее, не рыдала беспомощно над оскорблением.
Внезапно, Sonia поднялась, притянула блондинку к себе, словно хотела защитить от налетевшей грозы.
Блузка Sonia промокла от волнения, служанка гладила атласные белоснежные волосы блондинки, на неизвестном для пленницы языке шептала ласковое, утешала.
Смех старушки стал тише, затихли и утешения от Sonia.
Sonia старалась вернуть себе прежнее спокойствие, снова склонилась перед матерью князя, скрывала смущение и, внезапно покрасневшее от прилива крови, лицо.
— Водят к моему сыночку всяких шлюх, – матушка князя презрительно оглядела блондинку. – Когда же он выберет себе нормальную.
«Ваш сын, князь, не может жениться?
Девушки его не любят и брезгуют находиться с ним рядом?
Он, конечно, далеко не красавец, почти урод, но и для доброго урода найдется девушка!» – Блондинка написала и поднесла доску к глазам старушки.
Старушка прочитала, сдвинула брови:
— Корова называет моего сына уродом?
Или я разучилась читать! – мать князя не верила тому, что прочитала.
Никто не смел ей никогда плохое слово сказать, все подобострастничали, а тут – непонятное на доске. – Эй, прочитайте!
— Мы не грамотные, – служанки соврали в четыре голоса.
— Неграмотные, тогда зачем вам голова на плечах?
Сегодня же палач снимет ваши головы! – старуха произнесла спокойно, но в этом спокойствии пробивалась зловещая смертельная угроза.
Повелители верят в то, что они бессмертны, и в то, что рабы должны расставаться с жизнью легко, свободно, и в любое время.
«В жизни у каждого много дел, а у тебя нет дела, поэтому катаешься в коляске.
Меня должны возить в колясках и каретах, на руках носить, а не тебя!» – Блондинка потянула за сухую руку старушки, пыталась занять место матери князи в коляске.
И тут до почтенной старушки дошел, наконец, смысл написанного, и она увидела еще одну дерзость пленной блондинки.
Блюдо, которое служанки несли, чтобы поднести ее сыну, вдруг, заговорило, да еще как.
— Ты осмелилась… Да ты… — Старушка привстала (блондинка ошибочно подумала, что она уступает ей место в кресле на колесах). – Моего сына уродом...
Меня вон!
Эти стены подобного не слышали! – старуха мать погрозила ссохшимся кулачком стенам. – Стража! Убейте… — Судорога перекосила выразительное морщинистое лицо матери князя.
Старушка растеклась по креслу, из левого уголка рта показалась синяя пена.
Пожилая женщина силилась сказать что-то, и это не обрадовало бы никого.
Но уже не могла.
— Парализовало, – одна из служанок постучала пальчиками по щекам матери князя.
В ответ услышала приглушенное мычание старушки. – Из-за тебя ее скрутило. – Девушка не обвиняла, она с любопытством смотрела на новую пленницу.
— Когда кто-то, кто тебе неприятен, не в порядке, тогда все в порядке, – Rebekka ущипнула старушку за ухо, не увидела реакцию, не услышала проклятия в свой адрес. — Надеюсь, что у вас хватит ума не рассказать, отчего мать князя парализовало.
Если наш сиятельнейший узнает, что новая пленница ей надерзила, а старушка от этого окаменела, то нас всех казнят.