Случалось, что неприглядная вещица стоила дороже золота и бриллиантов.
— Мало, но знайте мою щедрость.
В следующий раз принесете больше! – Claus сгреб в охапку дары, место которым в музее.
Отнес на кухню, запер в надежный железный шкаф.
На принесенные дары оборванцы могли жить в трактире и пировать год, но они это не знали, потому что сразу стали снова нищими.
Но до утра трактирщик их будет кормить кашами, хлебом и мясом, поить ромом.
Claus не скупился на угощения, если хорошо заработал.
Он считал, что отдает еду и выпивку не беднякам, а подкармливает Судьбу, приносит ром на алтарь, в жертву, в честь будущих доходов.
«Вот они жрут, чавкают, рыгают, блюют, пьют, а тонкая аристократка у меня в подвале голодная.
Сама, конечно, виновата, что даже от хлеба отказалась.
Но, с другой стороны, на то они и благородные леди, чтобы отличались от других.
Кому понравится аристократка, которая жадно жрет тухлую свинину?» – Claus приложил ко лбу стонущего Andre лед.
— Покойникам на глаза кладут медные монеты, – Andre простонал, ему плохо, как в аду, – а ты мне закрой глаза серебром.
— Серебром так серебром, – Claus неожиданно легко согласился.
На него благотворно подействовала голая блондинка. – Лишь бы помогло тебе! – Трактирщик опустил на глаза Andre две увесистые серебряные монеты с изображением коней.
— Я выздоровел, спасибо, хозяин! – Andre от неожиданной щедрости трактирщика подскочил.
Болезненного состояния, как и не было.
Лишь синяки и ссадины указывали на избиение.
Andre не рассчитывал даже не медные монеты, а получил серебро.
— Ты влюбился в голую блондинку? – Andre догадался. – Вид у тебя дурацкий, все влюбленные глупо выглядят.
— У тебя не менее дурацкий вид после побоев.
— Работа у меня – получать пинки от посетителей, а от тебя за это получать деньги.
— Нет и не было никакой голой платиновой блондинки в красных туфлях на высоких каблуках! – Claus растянул пальцами рот в улыбку.
Затем он сжал правую грудь Andre, но сжимал сильнее, чем сжимал грудь блондинки.
— Claus, ты ее съел?
Или разрубил на куски и засолил? – Andre не удивлялся, в трактире часто одиноких бродяг разделывали на котлеты.
— Да, я сделал из нее фарш.
Свежее мясо для оборванцев – это им приятный сюрприз.
— Ром из древесных опилок, котлеты из прекрасной блондинки! – Andre с одобрением кивнул. – Ты поступил мудро.
От голых девок одни неприятности.
Например, заявится ее отец или муж (Andre не заметил, как болезненно скривилось лицо трактирщика при слове «муж»), предъявит нам обвинения, что не спасли его дочь, не вызвали стражников, а выставили ее на посмешище перед нищебродами.
Благородные господа не станут нас слушать, и разбираться не будут.
На дыбу или на плаху! – Andre пристально смотрел в глаза трактирщика.
Claus выдержал его изучающий взгляд. – Правильный ты хозяин, Claus.
Из ненужной опасной девки сделал нужный и безопасный фарш.
— В детстве я возомнил, что я Король, выпячивал грудь с царственным высокомерием, чтобы стать выше девочек по росту, носил туфли с толстой подошвой.
Засовывал руки туда, куда хотел, щеголял в собольей шубе, равнодушно плевал на уличных танцоров, и даже не удивлялся, когда медведь с цыганом переходили мне дорогу.
Девушки видели во мне Короля, выражения их гордых лицах смягчались, и красавицы бежали ко мне с широко расставленными руками.
И знаешь, Andre, – Claus тряс помощника за плечи, — ничего с тех пор не изменилось.
Я по-прежнему чувствую себя Королем, повелителем Судеб, хозяином котлет из человечины! – глаза Claus загорелись рубинами.
— Благодетель, – Claus выдохнул перегар и кровавый туман. – Пустое все это.
Утром, когда трактир закрывается на уборку, Claus отпустил Andre развлечься в балаган.
Трактирщик принял все меры предосторожности, чтобы никто не увидел его драгоценную находку, его Венеру с картины Рембрандта.