Снилось ему, как он сервирует бесконечный стол для своей жены Virginie Albertine de Guettee.
Девушка требует, чтобы он прислуживал ей, и в то же время бегал на кухню.
«Брат Lucas, отец, помогите мне подавать блюда для моей жены Virginie Albertine de Guettee», – Olivier кричал во сне и дрыгал ногами.
«Как же мы поможем тебе подавать блюда, если ты убил нас, – из могилы ему отвечали брат и отец. – Теперь сам готовь на завтрак, обед и ужин и изысканные блюда в количестве не менее ста», – и раздался дикий хохот во сне.
Olivier зарыдал, спал и рыдал, рыдал и спал.
В его жизни, как и в жизни Lucas, произошли необратимые изменения, и виной этим изменениям – Virginie Albertine de Guettee.
В этом время из спальни старика Hugo вырвалось приглушенное ругательство.
Летучие мыши от вопля старика не взметнулись к потолку, потому что летучая мышь и золото несовместимы.
Hugo накрыл голову бархатной подушкой с золотым шитьем, выл, дрыгал ногами, как паук.
Поднялся, в волнении ходил по спальне, натыкался на золотую мебель и ругался.
В отличие от сыновей, старик спал в роскошных ночных одеждах.
Желание спать обнаженным с годами прошло.
Длинный ночной халат расшит драконами, свежие панталоны с надписями на неизвестном языке, ночные мягкие туфли и ночной колпак создавали спальный гардероб старика.
— Ну, почему, зачем она пришла? – Hugo ударял себя кулаком в лоб, словно он это – она. – Без Virginie Albertine de Guettee мы на острове развивались спокойно, радостно, а теперь появились мысли.
Конечно, Lucas и Olivier должны размножаться, а без самки это невозможно, но должен же быть иной путь. – Hugo вздохнул, поднял со стола бриллиантовую вазу, вертел в руках, затем бросил на пол. – И мне беда на старости лет.
Вроде бы успокоился, но теперь огонь страсти снова вспыхнул во мне.
Как же я отберу девушку у своих сыновей?
Убивать сыновей ради Virginie Albertine de Guettee не стану, да и не смогу.
Если поднимется на них рука, то не хватит силы и сноровки, ловкость у меня уже не как прежде.
И глупо убивать тех, кого родил.
Могу запереться в пещере, закрыть уши и глаза и лежать так до конца времени. – Hugo с замиранием сердца приложил ладонь к уху, слушал, не донесется ли песня из спальни Virginie Albertine de Guettee, он не мог поверить, что в его пещере поселилась девушка.
Старик с опаской открыл дверь, высунул голову в коридор, посмотрел на горящие свечи и опять спрятался в спальню. – Почему Virginie Albertine de Guettee не приходит ко мне побеседовать?
Я что-то упустил в жизни за прошедшие годы, если девушки мной не интересуются? – Старик взглянул на себя в серебряное зеркало и вскрикнул с испугом, он увидел дрожащего старца, а не молодого атлета.
Длинный кадык ходил по горлу вверх и вниз, словно обезьяна, бегающая по стволу пальмы. – Я возьму Virginie Albertine de Guettee в жены сам, а с сыновьями буду делиться девушкой по пятницам.
Отец мой поклонялся Пятнице, и я не отстану от него.
А, если графиня откажет мне? – Лоб старика покрылся трупными пятнами.
Hugo присел на кучу шикарной одежды, завязывал и развязывал веревку на панталонах. – А почему откажет?
Я на острове самый знатный и мудрый.
Мудрость намного важнее, чем молодость. – Hugo убедил себя и решительно вышел из спальни.
В окно в одном из коридоров пробивался первый робкий свет утра.
Когда Hugo подходил к спальне Virginie Albertine de Guettee, то услышал неясные звуки и молодой задорный смех.
— Меня опередили мои сыновья! – чувство гордости за детей и досады за себя смешалось в старике в бурный коктейль.
Из носа его повалил пар, а в уголке рта повисла старческая слюна.
Hugo осторожно, как ночной барс, подкрался к спальне графини и со страхом заглянул в нее.
То, что он увидел, порадовало и опечалило одновременно.
Молодежь не замечала, что старик за ними подглядывает, не до того молодым.
Сыновья усвоили первый урок Virginie Albertine de Guettee, выслушали ее приказ, поэтому утром пришли в ее спальню не обнаженные, а одетые для охоты.
Жилетка из кожи питона расстегнута на могучей груди Lucas.