Он протянул руку и коснулся пальцами лодыжек Virginie Albertine de Guettee.
Блондинка от неожиданности упала с обрыва.
Обезьянка отважно прыгнула за ней вслед.
Мохнатый друг не предаст подругу с голой кожей.
Hugo не отважился заглянуть вниз, но не потому, что боялся увидеть обезображенные трупы тех, кто ему дорог, а опасался свалиться с обрыва.
Мудрец отполз от страшного края, от рта, который поглотил Virginie Albertine de Guettee, Lucas и Olivier.
Прилег под баобабом, скрестил ноги и стал ждать.
Время на необитаемом острове не имеет значения.
Любой результат устраивал старика.
Если все погибли, то он не станет печалиться, потому что смерть забирает не только птиц, зверей и рыб.
Если остался один из сыновей, и выжила Virginie, то они поженятся.
Если вернутся только два сына, то все останется, как прежде, то есть без волнений по поводу блондинки.
Если появится одна Virginie Albertine de Guettee, то, о подобном и мечтать стоит.
Даже выжившая обезьянка пришлась бы к столу.
Через целую вечность по тропинке пришли все.
Olivier держал на руках счастливую Virginie.
Virginie Albertine de Guettee держала мокрую недовольную обезьянку, а всех троих на могучих плечах нес Lucas.
— Отец, мы поймали Virginie, она сама упала нам в руки, – Olivier выглядел немного уставшим, но счастливым.
— Девушка, как птица! – Lucas глупо улыбался.
По крайней мере, Hugo казалось, что он улыбается глупо.
— Первое состязание закончилось ничейным равным результатом, – старик Hugo голодно зевнул.
Пора обедать! — Не оборачиваясь, старик пошел по тропе обратно к родной пещере.
Он слышал за своей спиной возбуждённые молодые голоса и удивлялся, что в молодости радуются без причины.
В пещере, пока Lucas и Olivier накрывали на стол и быстро готовили блюда, нарезали аккуратно мясо и фрукты, Hugo шепнул в ухо Virginie Albertine de Guettee.
— Ты не должна бросаться с обрыва, когда я прикасаюсь к тебе.
«Прикасайся, сколько пожелаешь, только я не пойму, зачем ты меня трогаешь, ты же не молодой», – Virginie Albertine de Guettee засмеялась звонко, показывала белые зубки, старик заскрежетал остатками черных зубов.
— В понятие прикосновений входит и прикосновение губами к губам, – Hugo хотел выкинуть из головы вопрос о поцелуях, но не смог.
Он поцеловал бы Virginie Albertine de Guettee сейчас даже с прилипшими к ее губам его седыми волосками. – Чем больше я тебя трогаю, тем больше передаю через прикосновения мудрость.
Если мои сыновья увидят, что я часто к тебе прикасаюсь, то тоже захотят тебя столь часто трогать, но передадут тебе через пальцы не мудрость старости, а глупость юности.
Ты же не хочешь выцарапать себе глаза от досады, что поглупела?
— Обед готов, – Olivier стукнул золотым половником по золотой кастрюле с паштетом.
На этом романтический односторонний разговор старика с блондинкой оборвался, хотя Virginie Albertine de Guettee так ничего и не поняла.
«О чем говорил Hugo? что он хотел? что он хочет?»
Обед с беседами плавно перетек в ужин.
«Я хочу веселиться, танцевать, выслушивать комплименты, – отяжелевшая Virginie Albertine de Guettee с трудом поднялась с золотого трона. – Но я устала, и не хочу сказок на ночь», – графиня грозно посмотрела на Lucas.
— Я рад, что тебе нравится, когда я сижу на краю твоей постели и читаю сказки, – Lucas не понял, потому что не хотел понимать отказ.
—Я тоже умею читать сказки, — Olivier обиженно надул губы и гордо надул мускулы на груди.
— Не беспокойся, я защищу тебя этой ночью от нападения своих сыновей, – старик мелко захихикал, показывал, что шутит и не шутит. – Я буду спать на коврике около твоей кровати.
«А кто защитит меня от тебя?» – Virginie Albertine de Guettee с вызовом написала, даже мел крошился под ее дрожащими тонкими пальцами.
Olivier и Lucas захохотали, они даже думать не могли, чтобы их дряхлый (по их мнению, старый) отец мог причинить вред цветущей девушке.
— Ты сама себя защитишь от меня, – Hugo по-старчески крякнул, предложил блондинке руку. – Твоя холодность лучшая защита от стариков.
Теперь все зависит только от меня. – Hugo проводил Virginie Albertine de Guettee в ее спальню.