— Я поймаю для тебя самого сильного, самого могучего, самого бодрого жеребца, – Hugo поверил в свою звезду.
Он надеялся, как в молодости овладеть конем.
Но сколько он не бросал петлю на шею строптивым мустангам, сколько ни старался, но удалось заарканить лишь молодую белую кобылку.
Hugo старый, поэтому хитрый.
В старости приходиться бороться тем, что имеешь, а не тем, что хочешь.
— Я упростил вам задачу, мои сыновья, потому что люблю вас, – Hugo силой затащил сопротивляющуюся Virginie на кобылу. – Вы легко догоните молоденькую кобылку, но вопрос: кто из вас первый! – Старик подмигнул графине, словно просил прощения за свой бесцеремонный поступок: — Я подобрал самую ласковую самую белую лошадку, под цвет кожи и волос нашей гостьи. – Старик ловко выкрутился, и все поверили, что он задумал поймать не дикого крепкого мустанга, а эту нежную кобылку.
Для бодрости Hugo хлопнул лошадку по левому уху.
Лошадка в ответ ударила старика копытом ниже пояса и резво побежала по лугу.
«Разве на лошадях катаются без седла?
Я голая, дайте мне седло.
Мне больно между ног, все жжет от конского едкого пота», – Virginie Albertine de Guettee мычала, и никто ее не понимал.
Иногда плохо, когда не получается говорить.
Спрыгнуть с лошади графиня опасалась.
Она тряслась, билась промежностью и внутренними сторонами бедер о неожиданно острый хребет лошадки, и казалось девушке, что ее сажают на кол.
Virginie мычанием проклинала старика и его сыновей за адскую боль, которую испытывала сейчас на лошади без седла.
Белая кобылка бежала неторопливо, она игриво подскакивала, боль в графине в эти моменты взрывалась.
«Почему они на быстрых жеребцах меня не догоняют?
Все равно, кто, лишь бы мои мучения закончились.
А потом я отомщу мужу за непереносимую боль.
Когда же это закончится?» – Virginie Albertine de Guettee недоумевала.
Жеребцы дружно шагали в хвосте ее кобылы и не имели намерений догнать ее.
«Жеребцы, как люди, любуются самкой», – на шестом кругу по лугу Virginie Albertine de Guettee чуть не потеряла сознание от боли, но догадалась.
Olivier и Lucas старательно подгоняли своих жеребцов, но они по-джентльменски держали дистанцию сзади молодой кобылки.
Наконец, Virginie Albertine de Guettee без сознания упала с лошади.
Ударилась о землю и сразу пришла в себя.
Только одна мысль билась в сердце и голове блондинки:
«Быстрее в пещеру! Скорее в бассейн!»
— Ты перестанешь волноваться, если я скажу, что сейчас я ни с кем не встречаюсь? – старик Hugo обезумел от любви.
Он не замечал ни состояния голой блондинки, ни ее истертой до крови кожи на внутренней стороне бедер. – Я слишком занят, чтобы найти время для ухаживаний за девушкой, но для тебя я выделяю часть своего драгоценного времени.
Может быть, из-за того, что ты влюбилась в меня, твои губы вытягиваются в трубочку для очередного поцелуя? – старик забыл о правилах приличия и попытался поцеловать Virginie Albertine de Guettee.
Правой рукой он неосторожно коснулся истертого места на графине.
В ответ получил звонкую крепкую пощечину.
Не удержался на ногах и упал на спину, как жук, болтал ногами.
Птицы в ужасе перестали петь.
Обезьянка лапками закрыла глаза, чтобы не видеть, что теперь сделают с ее хозяйкой за оскорбление старшего поколения.
Глаза Lucas и Olivier превратились в кокосы.
— Ты серьезно ударила нашего отца рукой в лицо или пошутила? – Lucas приблизил свой нос к носу блондинки, словно потерял зрение и пытался рассмотреть ее вблизи. – Почему?
Прости меня, но я не понимаю многого.
«Много не понимаешь?» – Virginie Albertine de Guettee готова ударить и непонятливого юношу.
Он сейчас казался ей сосредоточием зла.
И ударила бы доской для написания слов по голове, но ее остановил Olivier.
— Странно ты выглядишь, Virginie, – в глазах Olivier вспыхнули факелы. – На острове не было девушки, а теперь ты появилась и избиваешь нашего отца. – Olivier заплакал.
Virginie Albertine de Guettee ответила бы новой пощечиной, написала бы, что ударит любого, кто сейчас войдет в зону ее дискомфорта.