Но даже через чудовищную боль в промежности после бессмысленных и беспощадных скачек на кобыле без седла, понимала, что наивные дикари могут ответить ей подобной же пощечиной, и тогда ее голова отвалится, как перезрелый персик.
«Я не ударила, а поставила старика на место, – Virginie протирала травой глаза, чтобы в них не бегали кровавые облака, – У меня помутился рассудок, потому что мне больно!
Зачем старик заставил меня участвовать в ваших состязаниях?» – Virginie Albertine de Guettee присела на камень и широко развела ноги в стороны света.
Девушка гибкая, поэтому ноги разошлись далеко и показали Hugo и его сыновьям причину бешенства блондинки.
— Зачем ты себе натерла внутреннюю сторону ног? – Lucas смотрел туда чуть дольше, чем положено по медицинским приличиям.
«Зачем я натерла себе ноги до крови? – Virginie Albertine de Guettee готова задушить дикаря за глупый вопрос. – Не я, а ваша дурацкая необузданная кобыла мне натерла.
Почему посадили меня голую на лошадь без седла?»
— Седло? А что это? – Olivier пожал плечами.
Он уже не казался графине благородными и обворожительным, а его почти обнаженное тело вызывало отвращение.
— Мы всегда ездим обнажённые на мустангах и без дополнительных приспособлений, – Lucas раздвинул ноги и показал, что кожа между ног у него не стерта.
«Ну и дураки. Все в отца, – Virginie изучала сходство братьев с Hugo и нашла его потрясающим. – Щеки ваши пылают, губы надуты, как у индюков, и все это мне не нравится», – Virginie Albertine de Guettee первая вошла в пещеру.
Из запасов продуктов бесцеремонно взяла кувшин с оливковым маслом и ушла к себе в пещеру.
К ужину она не вышла.
За столом старик Hugo устроил семейный совет.
— Ох, Virginie Albertine de Guettee вам по-прежнему нравится?
Мне кажется, что она меняет наши порядки. – Сталь в голосе старика заставила сыновей рассмеяться.
Смешно, когда рыхлый старик пытается быть сильным. – Она опускает взгляд, когда мы искренне ослепительно ей улыбаемся.
— А мне нравятся тонкие черты лица Virginie, в них нет жестокости, но кажется, что они бездонные, затянут и не отпустят, – Olivier сказал не то, что ожидал от него Hugo.
Отец решил поссорить сыновей с Virginie за то, что она оскорбила его пощечиной.
— Я и раньше замечал, что я красивый, но рядом с Virginie Albertine de Guettee я расцвел, – Lucas смотрел на амфору влюбленным взглядом, представлял вместо амфоры тело Virginie. – Если у меня раньше не было девушки, то это не из-за того, что я плохой, а из-за недостатка претенденток на мои руки и сердце.
— Почему? Я спрашиваю, почему мы ее дожны терпеть? – обиженный Hugo гнул свою линию. – В течение последних трех месяцев на наш остров не ступала нога девушки, не ступала она и раньше, много лет назад, с тех пор, как я похоронил вашу мать.
С вашей внешностью никогда не будет недостатка в девушках, и новые дамы скрасят вашу жизнь, не оставят вас в одиночестве.
— Одна девушка в двадцать лет? – Olivier наивен, как слоненок.
— Нам не нужны девушки, которые будут нас бить.
Они хотят получить все, чем отдать то, что имеют. – Hugo резко встал из-за стола, и тут же резко упал на золотой стул.
— Меня бы все успокоило, потому что с девушкой, которая здесь, я бы хотел быть, даже, если выиграю состязания, – Olivier высунул язык и ошарашил всех бессмысленной противоречивой фразой.
— Ваша молодость слишком коротка, чтобы тратить ее на романтическое увлечение графиней и гнаться за призраком, которого нет в реальном мире.
И даже призрак графини вас ненавидит! – старик подошел к самому главному, и видел, что убедил сыновей.
Отныне для них графиня враг номер один.
Обсуждение выдуманных пороков графини зашло за полночь.
Утром не выспавшиеся, поэтому злые, Hugo, Lucas и Olivier зашли в спальню к Virginie Albertine de Guettee.
Рядом с ее кроватью стоял кувшин с оливковым маслом.
Девушка натерла не только больные места, но из шалости умаслила все тело.
Она блестела и лоснилась, как спелая оливка.
Lucas заглянул между ног спящей красавицы.
— У нее почти все зажило, – сообщил он радостную весть.