Я откровенно нагло улыбнулся в ответ.
Хотелось мне или не хотелось, отец меня не спрашивал.
Взрослые всегда делают то, что хотят с детьми, это у них называется воспитанием.
Мы вошли в комнату.
Весь пол залит черной запекшейся кровью, и я сразу понял, что это кровь женщин, а не мужчин.
Кровь в людях не отличается по цвету, но женская кровь для меня чувствуется иначе, чем мужская.
В креслах сидели, на кроватях лежали, на крюках висели женщины, – все они жертвы моего отца.
Он приводил радостных девушек в дом, делал с ними, что хотел, а хотел он им подарить счастье вечной молодости.
Да, эти женщины и девушки уже никогда не состарятся, потому что мертвые не стареют.
Сначала я подумал, что умру от страха, но взглянул на отца и с трудом сдерживал нервный смех.
Этот сильный с виду человек с мужественным лицом и выступающим подбородком смотрел на своих женщин убитых с нежностью и детским восторгом.
Они для него – куклы любимые.
Отвращение захлестнуло меня и вылилось в рвоте.
«Dario, тебя вырвало от страха, – отец, как всегда не знал моих чувств. – Выйди из комнаты и подумай над своим поведением.
Мужчину не должно рвать при виде женщин». – Отец подзатыльником вышвырнул меня из комнаты с трупами.
Я вылетел и ударился головой об урну с прахом моего дедушки.
Когда пришел в сознание, то отец еще не выходил из комнаты.
Оттуда слышались радостные его вопли: он разговаривал с мертвыми женщинами.
Ключ с этой стороны торчал в двери.
Я в величайшем волнении подошел к двери и три раза повернул ключ в замке.
Отец ничего не услышал, потому что смеялся вместе с умершими.
Вот для него будет сюрприз, когда он захочет выйти.
Дверь тяжелая, обита кованым железом, а комната находится далеко от других комнат.
Сколько не кричи, никто не услышит, а, если и обратят внимание на звуки из дальнего угла дома, то не подойдут: либо испугаются демонов, либо боятся стражников (зачем лезть в чужие дела и кликать беду на свою голову), либо подумают, что мой отец маньяк занимается с очередной жертвой.
Ключ я захватил с собой, чтобы никто не открыл ту дверь и не выпустил отца наружу.
Я представлял, какое наказание меня ждет.
В лучшем случае отец изобьет меня до полусмерти, а в худшем – добавит мое тело в свою коллекцию вечно живущих убитых женщин.
Не даром же он обзывал меня девочкой.
Я долго плутал по коридорам, устал, тем более что кровь моя загустела от нестерпимой жажды.
Наконец, я вышел черным входом в сад.
Сразу начал старательно оттирать кровь со своих детских ботинок.
Но кровь жертвы невозможно оттереть, это я понял через много лет. – Dario тогда в башне с вопросом посмотрел в мои глаза.
Я в ответ кивнул, знал уже, что кровь жертвы – вечная, как и память о жертве. – За интересным занятием меня застала новая подруга отца – Ella.
«Dario, ты где испачкался чужой кровью? – Ella с интересом рассматривала мои ботиночки.
Ее голосок нежный, она сюсюкала со мной, потому что я еще пятилетний ребенок. – Ты мне нравишься, Dario, потому что ты миленький. – Ella, как все утонченные легкие девушки не могла удержать одну мысль долго.
Мысли порхали, как бабочки. – Я отсутствовала недолго, и, надеюсь, твой отец по мне соскучился.
Все дела я завершила в городе, и теперь буду доказывать ему, что я в восторге, что снова оказалась в доме твоего отца».
«Ella, неужели ты думаешь, что я в восторге оттого, что ты расхваливаешь его? – голос мой прозвучал не по-детски. – Ты со мной разговариваешь, как с маленьким.
Да, еще час назад я был ребенком, а теперь стал мужчиной.
Жизнь перепахала меня, и я многое понял.
Пожалуйста, не делай из меня дурачка.
Мне нравится, когда меня называют ребенком, потому что я по годам еще маленький мальчик, но не от тебя хочу слышать сюсюканье в свой адрес».