— Если мы станем поливать водой солому, то на ней вырастет клубника? – Cristo бледная из кувшина выплеснула воду на солому.
— Для клубники нужен красный солнечный свет, – Kathleen пожала плечами, – если у нас в тюрьме и вырастет клубника, то она будет бледная, как некоторые из нас.
Для покраснения клубнике нужно красное солнце.
— Мне плохо, – Noemi побледнела.
— Ты беременна? – подружки задержали дыхание.
— Как же я могу забеременеть, если я никогда не была с мужчиной, только в мечтах.
Я мечтала и мечтаю о дружбе с мистером Honore. – Noemi опустила глаза и в смущении водила пальцем руки по стенке, рисовала сердце, пронзенное стрелой.
— Может быть, от мечты можно забеременеть? – Monique тоже побледнела. – Я люблю мечтать. – Зеленые глаза блеснули глубокими изумрудами.
— Мне стыдно, что все подумали обо мне, как о дешевой развратнице, когда я в безумстве приняла тебя за моего любимого Honore, – Noemi в очередной раз просила прощения у Раздетты.
Слова каплями росы падали с тонких губ Noemi и смешили девушек.
— Зачем переживать, если можно веселиться? – Odette de Sassenage засмеялась. – Лучше расскажи, куда мы попали.
Собирали клубнику, а нас посадили в тюрьму, это нечестно.
— Вы активно не хотели восторгаться великолепным мистером Honore, за это вас наказали и еще накажут. – В памяти Noemi всплыл поцелуй в клетке, когда она поцеловала Odette de Sassenage вместо Honore, и теперь Noemi не уверена, что она точно целовала Раздетту.
Может быть, все же в клетку зашел сам мистер Honore, и она обнимала и целовала любимого, а потом, когда сознание не выдержало радости, мистер Honore ушел из клетки, и над ней все смеются.
— Разве можно восторгаться жирной жабой? – Sylvie пожала руку Noemi. – Я ошиблась, жабой можно восторгаться, потому что она миленькая и блестит.
Жаба, в отличие от мужчины, не позволит себе растолстеть.
— А больше некем восторгаться, – Noemi впервые допустила мысль, что любит мистера Honore не потому что он супер мужчина, а оттого, что он находится к ней близко, и потому что мужчин в округе можно пересчитать по пальцам. — Конечно, я могла бы мечтать и о Casimiro, и о Andre, и о Batista, и о Jurgen, но они также недоступны.
Но самый главный алмаз в нашей сокровищнице это принц Casimiro! – Дыхание Noemi прервалось, грудь словно подросла. – Но принц Casimiro, как Солнце Вселенной, он недоступен, потому что молод, ослепительно красив, умен, галантен, стройный, веселый, без дурных привычек. – Noemi от восторга расплакалась.
— Все мужчины одинаковые, – Jill не знала всех мужчин, даже одного не познала, но вычитала эту фразу в книге и гордилась, когда ее произносила.
— Мы все поняли. У вас мало мужчин, поэтому вы им поклоняетесь.
В наших краях много мужчин, и они поклоняются нам.
Как это поможет нам выйти из тюрьмы и собрать клубнику? – Alexa замерзла, дрожала от холода.
Внимательные Monique и Isabelle заметили ее дрожь и начали растирать подругу ладошками.
Alexa почувствовала на своей груди, на ягодицах, на спине, на животе, на ногах и на руках мягкие теплые поглаживающие руки подруг.
Они скользили по ее шелковой коже, заставляли сердце биться чаще, разогревали тело.
— Вы не привыкли сидеть в нашей тюрьме, поэтому замерзаете, – Noemi покачала головой. – Я хоть мерзну за любовь, а вы страдаете напрасно. – Noemi прислонила ладошку ко лбу Раздетты.
По примеру Monique и Isabelle начала растирать ее быстрыми маленькими горячими ладошками. – Вас любовь не греет.
— Греет, – на бронзовых щеках Odette de Sassenage вспыхнули алые маки.
Она дрожала, отвела взгляд от взгляда усердной Noemi, старалась быть спокойной и безмятежной, но это очень тяжело, потому что еще час назад Noemi целовала ее по ошибке, обвивала горячими руками и ногами, и теперешние поглаживания напоминали Раздетте о досадном, но приятном, недоразумении.
— Мне почти жаль вас, – Odette de Sassenage закусила губу, подумала в знак благодарности растереть ладонями и Noemi, но постеснялась.
«Noemi сказала, что лучше переносит холод, чем мы, поэтому она не замерзает», – Odette de Sassenage нашла себе оправдание, почему не отвечает добром на добро Noemi, и, чтобы скрыть смущение, стала растирать Monique.
Скоро все девушки разогрелись в холодной камере так, что солома чуть не вспыхнула.