Ни вкуса у них нет, ни такта, ни уважения к мужчинам.
Одним словом – дикарки! – Sandrine поклонилась мужчинам, но в ее поклоне меньше подобострастия, чем в поклонах воительниц. – Убейте их.
— Sandrine, у нас свободная страна, каждая девушка, даже дикарка имеет право делать то, что хотят мужчины, – Klaus снизошел до Sandrine, ущипнул ее за щеку (воительницы и служанки зашипели от зависти). – Но мне твоя идея убить дикарок нравится.
У них, наверно, и внутренние органы дикие, не годятся для пересадки мужчинам.
— Продолжайте, мне нравится спектакль, – среди мужчин не нашлось согласия по поводу судьбы прибывших девушек, и Batista нарочно, поступал наперекор друзьям. – Я всегда анализирую поступки людей, даже женщин.
Вот вы говорите: нежность, легко ранимый характер, сила, милость или женственность, а сами не осознаем, что это означает.
Хорошо ли женственность или плохо? – по тому, как скривились лица Honore, Jurgen и Klaus, Batista слыл философом, а философию никто не любит, но терпят, потому что философ это модно. – Я пойду дальше вас, приручу дикарку. – Batista хлопнул ладонью по левой коленке и приказал Nancy. – Ко мне!
— К тебе? Ты меня раздражаешь неприятным громким голосом.
А еще платье душит! – Nancy растягивала воротник платья.
— Сними это немедленно, – Cristo с ужасом смотрела на страдания Nancy.
— Не сметь! Ко мне! – Batista повторил.
Ответ Nancy ему не понравился, но он натянул фальшивую улыбку. – Дикарка, стань моим другом.
— Другом? А зачем? – Nancy скорчила уморительную рожицу, Isabelle засмеялась.
— Всем нужен друг, даже дикаркам, особенно, когда вас казнят, – Batista приподнялся, мягкое сиденье облегченно вздохнуло.
— Хоть посмеюсь, – Nancy подошла к Batista, толкнула его в плечо, и сиденье с разочарованием приняло на себя тушу немаленького мужчины.
Nancy присела на колени Batista, обняла его за плечи. – Так хорошо?
Я теперь твоя подруга?
— Ты должна была присесть у моих ног, а не на ноги, – Batista пытался казаться веселым, но все видели, что он не знает, что делать, поэтому испуган. – Ты выглядишь в платье изящно, потому что платье дорогое.
Свет свечей отражается от золотых пуговиц, и волосы у тебя не совсем дикие, им, конечно, далеко до моих волос, но что-то в них прячется привлекательное. – Batista волосами Nancy вытер пот со своего надутого лица с пятью подбородками.
Волосы Nancy промокли.
— Мне не жалко, – Nancy встала с коленей Batista.
— Я тебя не отпускал, дикарка, – глаза Batista вращались, как сливы в руках кухарки.
— Нет-нет, не плачь, все у тебя будет плохо.
Облегчись! – Nancy дернула Batista за ухо. – Найди себе старушку и пересади ей свои органы.
— Я отрублю тебе голову, — Batista не знал, как беседовать с этой дикаркой.
Темная туча недоумения сменила глупую улыбку.
— Радуйся, что тебе не понадобится передвижной туалет, – Nancy подошла к выходу из зала.
Подружки со смехом принимали из рук Sandrine разные одежды; одни платья отбрасывали, другие одевали, чтобы подурачиться.
Но общее мнение было одно: от одежды отвыкли, и платья мешают жить.
Из любопытства натягивали на себя тряпки.
Одетые выходили из зала.
— Вот и повеселили нас дикарки, – Jurgen самый старый среди своих друзей мужчин, поэтому радовался, когда они оказывались в глупом положении.
— Кажется, что им понадобится палач немедленно, – Klaus зевнул. – Приплыли, нахамили, органы не отдали.
Не нужно нам это.
Голосуем?
— Голосуем! – Batista поднял руку. – Единогласно, лишь наш друг Jurgen воздержался.
— Воздержался, потому что видел, как они сидели на корточках.
Туфли на высоких каблуках…
— За что мы голосовали? – Honore жевал пирожок с мясом фазана.
— Не имеет значения тема голосования, главное, что мы единомышленники, – Klaus пальцем подозвал четырёх служанок. – Думаю, что сейчас проголосовали, чтобы дикаркам отрубили головы.
— Не лучше ли подвесить дикарок за руки или за ноги, я демократ, мне все равно смотреть, за что подвешивают девушек.