Roland носил Virginie Albertine de Guettee на руках, а что ты совершил для меня, чтобы называл мамой?
Мама – это оскорбление для меня, потому что подразумевает разврат и почтенный возраст! – Золотоволосая надула янтарные губки.
— Не хотел тебя обидеть, – голос Wolfgang дал слабину. – Я чаще разговаривал с киркой и топором, чем с женщинами, и, к тому же, все женщины у нас волосатые и бородатые.
А у вас даже нет волос там, где они обязаны быть – внизу живота.
Зато у каждой с головы свисает богатство! – Wolfgang не удержался и провел рукой по жестким золотым волосам девушки. – Я хочу упасть, чтобы ты подняла меня за бороду, поднимала и поднимала бы бесконечно.
Необычное чувство, подобного я не испытывал.
А мамой я назвал тебя, потому что у тебя глаза изумрудные, зеленые, как мой драгоценный камень, – Wolfgang засунул руку в штанишки (девушки сморщили носики), но показал не то, что красавицы ожидали увидеть и возмутиться, а поднял на ладони камень. – Сегодня я нашел изумруд и сразу понял, что он – мой ребенок.
Я обязан о нем заботиться, и от моих забот, надеюсь, он вырастет большой-пребольшой.
Мои товарищи хотели отнять у меня этот изумруд, поэтому я покинул наше сообщество ради ребенка. – Wolfgang все пояснил, но не отводил взгляда от драгоценных глаз Vanessa.
На миг у него возникло желание завладеть этими глазами, но он тут же потушил его, потому что глаза без человека долго не проживут и на девятый день потеряют свой цвет.
Вот лучше бы получить девушку с изумрудными глазами сразу и навсегда, в вечное пользование.
От меты у Wolfgang закружилась голова, и он присел на безголовый труп.
Труп испустил газы и затем затих навсегда.
— Отлично! Теперь к нашей погоне присоединятся стражники, друзья и родственники убитых, а также члены твоей семьи! – Roland кашлянул, не хотел, чтобы о нем забыли, потому что привык находиться в центре внимания. – Если бы мои богатства приумножались так, как умножаются мои враги, то я бы стал самым богатым человеком в мире.
— Ты богатый? – Wolfgang с уважением посмотрел на Roland.
Но герой выгодно встал, чтобы Солнце в профиль осветило его мужественный подбородок и напружиненный левый бицепс.
После представления Roland неторопливо натянул, скинутую перед боем, одежду.
Блондинка графиня сидела на высоком теплом камне, болтала длинными белоснежными ножками и кивала головкой.
— А кто эта царственная девушка? – Wolfgang смотрел не на блондинку, а на бриллиант на ее шее. – Вы царица?
Нет! Вы выше, чем царица.
От вас исходят волны вседозволенности! – Если бы у Wolfgang спросили, откуда он взял слово «вседозволенности», то он бы не вспомнил. – Чистейший огромный голубой бриллиант на вашей королевской шейке – неземной красоты, и это не земной камень.
Он ваш – сын?
«Мне нравится твой подобострастный тон, – блондинка Virginie Albertine de Guettee величественно кивнула очаровательной головкой, показала написанное, затем продолжила писать. – Бриллиант я взяла в сокровищнице на необитаемом острове.
Он – не сын мне и даже не отец, а в пещере был мужем, и я даже целовала его, но потом старик Hugo, сказал, что я целовала не бриллиант а, сосала его волосатые губы, но мне казалось, что я целуюсь с огромным бриллиантом.
Теперь бриллиант не муж мне, а моя собственность, а, может быть, как и муж на час!» – блондинка закончила писать, подула на натруженные пальчики.
— Чужими мужьями я не интересуюсь, – Wolfgang с трудом отвел взгляд от бриллианта. – Худые вы все, но отожретесь. – Wolfgang пальцами раскрыл ротик блондинки и заглянул в розовую пещерку. — А вам, девушка, я вижу, отрезали язык, поэтому вы пишите, а не говорите.
Постараюсь найти лекарство или колдуна, который вернет вам язык и речь.
Девушка обязана ругаться, а писать – не обязана. – Wolfgang красиво развернулся на пятках.
— Гном, расскажи, почему ты гном! – зеленоглазая наклонила головку к левому плечу, искристо улыбалась.
— Я не гном, и мы не гномы, потому что гномов не существует, – Wolfgang повторил и выпустил пар из всех отверстий.