Ира. Через полчаса меня здесь не будет.
Наташа. Вот она поняла. (Ушла.)
Ира. Так и живете?
Миша. Так и живем.
Ира. Он кто ей, Рыжий? Правда, супруг?
Миша. Муж.
Ира. Велик твой зверинец, господи.
Миша. Причем отличный мужик, вот что скверно.
Ира. Да уж, терпеливый.
Миша. Через неделю отплывает в Аргентину.
Ира. Сегодня приснилось. Летаю — вяло так, под потолком. А какая-то женщина со стертым лицом достает меня оттуда щеткой.
Миша. Достала?
Ира. Кажется, достала. Не важно… Ну вот, Миша. Все лишнее рухнуло, и открылось огромное, хорошо унавоженное пространство. Ржавая проволока, битый кирпич…
Миша. Что случилось?
Ира. Не обращай внимания, я человек настроений.
Миша. Люди настроений, как правило, глухи к настроению других.
Ира. Что делать. Когда все по дешевке распродано. Испортилось настроение. До конца моей жизни испортилось настроение. Как с этим бороться? Не знаю. Ты знаешь?
Миша. Не знаю.
Ира. Мама счастлива, я рада за нее. Ты преуспеваешь, любовница твоя устроилась сверхъестественно. Лев Николаевич в полном порядке, и соперница моя в порядке. Причем и знать не знает, что она моя соперница, ведь жены соперницами не бывают. Словом, одна я не в порядке. Не подхожу вам. Порчу пейзаж… В первый раз в жизни перестала понимать: как жить? Что делать? Ради чего? А может быть, пора уже стать мудрой? Но — что я должна мудро понять? Как жить? Что делать? Ради чего? Так ведь именно этого я и не могу понять!
Молчание.
Вот эти, ты говорил, они плавают? То есть ходят…
Миша. Кто?
Ира. Ну, рыжие эти. Который шахматист. Наш муж.
Миша. В Аргентину.
Ира. Еще куда?
Миша. В Австралию, в Новую Зеландию, у них дальние рейсы.
Ира. Это через океан?
Миша. Через океан.
Ира. Через какой?
Миша. Великий или Тихий.
Ира. Как хорошо! Великий — но тихий…
Миша. Ирка!.. Как это у тебя получается? Всем, кто рядом с тобой, портишь жизнь.
Ира. Кому же это я?..
Миша. Да мне, мне! Я плохо живу. Знала бы ты, как я скверно живу! Меня нет!
Ира. Тебе — да. Это грех на моей душе. Я не хотела…
Миша. И Рыжему этому. Которого ты и знать не знала. Ты… Но вот теперь, оказывается, и самой себе!
Ира. Да. Да. Да. Как жить? Вот беда какая, не знаю. Как жить дальше? Дальше — как! Благоразумно? Ползком? Не получится! Не буду! Не умею!
Алиса Фрейндлих. О, сердце, полное тревоги…
Когда меня просят рассказать о том, как я понимаю роль, которую играю в пьесе, я оказываюсь в затруднении. Как нарядить в слова чувства? И вот меня попросили, и вот я в затруднении. В большем, чем когда бы то ни было. А если говорить конкретно и подробно, так подробности торчат в разные, а то и в противоположные стороны. Попробую.
Есть люди «круглые», а есть люди треугольные, четырехугольные… и много-многоугольные. И каждый угол — взрыв, большой или маленький. Она такая. Есть люди, которые предпочитают идти по дороге, и кроме дороги и того, что находится по сторонам ее, ничего не видят, да и не хотят. А есть люди, которые пойдут по холмам и оврагам. Труднее, зато они увидят с высоты много такого, чего не увидишь, шагая по дороге. А скатившись в низину, можно вздохнуть, чтобы снова подниматься. Она такая. Женщины, чья молодость пришлась на предыдущие десятилетия, говорят мне, что Ира — не современная девушка, что это — их молодость, таких, мол, теперь уже нет. Однако девушки нынешние, да и многие (!), говорят: «Это про меня!» «Это про нас!» А ведь Ира — натура не ординарная, она исключение. Выходит, что таких исключений и сейчас немало.
Видимо, сопротивление трезвым регламентам жизни, бунт против унификации мыслей и чувств свойственны молодости во все времена. Пожалуй, только каждое время диктует степень «вооруженности» в утверждении своего способа жизни. Вчерашние были беззащитнее и уязвимее. Сегодняшние активны.
Всем известная формула: «Если бы молодость знала, если бы старость могла».
Моя шестнадцатилетняя дочь ни за что не хочет воспользоваться моим жизненным опытом. Другое дело, что одни расстаются с максимализмом молодости раньше, другие позднее. И вот такие запоздавшие неудобны окружающим, да им и самим трудно с людьми.