– Вики, – помолчав, начал Ник, – нельзя так. Нам нельзя ссориться. Нас всего семеро, и мы должны держаться вместе, пока не приедут спасатели.
– Я никому ничего не должна! И никто за нами не приедет!
– Я уверен, власти начнут искать утонувший катер. Ведь фирма, которая устраивает эти прогулки, где-то числится, а значит, заявит о пропаже экскурсионной группы.
– А может, это какая-то частная лавочка, которой все равно, живы клиенты или нет, лишь бы деньги целы остались. Они смотаются с острова, и концы в воду… Да уж. Концы действительно в воду.
– Давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном.
– О бананах.
– Не надо.
– Тогда о чем?
– Расскажи о себе. Кто ты? Чем занимаешься, где живешь, сколько тебе лет? Какие фильмы любишь смотреть, какие книжки читать, что предпочитаешь…
– На ужин?
– Послушай, не надо шутить о еде.
– Бананы!
– Вики. Успокойся. Правда, расскажи о себе.
– Да ничего интересного. Дура набитая. – Она снова повернулась к нему спиной и стала чертить пальцем на песке.
– Ну что ты!
– Да, так считает мое начальство. Оно меня не любит, я плохо работаю. Кроме шмоток и ночных клубов ни в чем не разбираюсь.
– Так уж и ни в чем?
– В мужчинах немножко. – Вики покосилась через плечо на своего собеседника и поняла, что тот готов «заглотить наживку».
Она запомнила этого Ника еще в самый первый день путевки. Он поселился в номере напротив и двое суток откровенно таскался всюду за ней. Сначала ей это льстило, а потом начало злить. Виктория готовилась в самых суровых выражениях попросить, чтобы ее оставили в покое. Последней каплей в чаше ее терпения стала поездка «для любителей очень острых ощущений», где она, едва оказавшись на катере, первым делом увидела Ника… Только вынужденное проживание на одном острове заставило Вики благосклонно отнестись к его настойчивым ухаживаниям. Но ведь не мог же он предположить или, хуже того, подстроить эту катастрофу!
– Это неудивительно. Ты очень красивая.
– К сожалению, сейчас на меня твои комплименты не действуют никак. Ты зря стараешься.
– Ну хорошо. А где ты работаешь?
– В журнале. В газете. На телевидении.
– То есть… Что, везде и сразу?
– Типа того. В большой-пребольшой конторе, которая занимается многими СМИ-направлениями.
– Ты журналист?
– Да. Пишу о шмотках и о клубах. Или снимаю сюжеты.
– А-а! – с подчеркнутым уважением в голосе протянул Ник. – Это, наверно, жутко интересно! Никогда не был близко знаком с журналистами. Ты из-за работы так переживаешь?
– Да.
– А… ммм… Неужели тебя не утешает… ммм… личная жизнь?
– Не мычи, спроси лучше прямо: «ты свободна?».
Ник расхохотался.
– Все журналистки такие смелые?
– А чего тут смелого-то?
– Ну что ж: ты свободна?
– Да!
– Ты его бросила?
– А почему не он меня?
– Не поверю, что такую красивую…
– Так ведь красивые они редко бывают умные. И наоборот. А ты кого бы предпочел, Ник: страшненькую интеллектуалку или глупую блондинку типа меня?
– А я уже предпочел! – Ник выразительно водил взглядом по ее формам.
– Отвали.
– Ладно, прости. Я же шучу… – Он легонько коснулся ее плеча, и Вики резко отдернула руку.
Она злилась на себя: кокетничать с этим Ником, который помимо атлетических форм и нахального взгляда ничем не примечателен, совсем не входило в ее планы. Но губы сами расплываются в улыбке, а на щеках появляются ямочки, стоит только ему заговорить с ней.
– Вики, а кто твои родители?
– Никто.
– Вчера ты что-то говорила про папу.
– Он в Австралии.
– Ничего не понимаю. Ты же из Нью-Йорка.
– Ну и что. Он мотается по всему миру, когда приходит охота.
– Он не работает?
Вики вздохнула:
– Работает.
– У него работа связана с разъездами?
– Да. Он оператор-любитель. Снимает дикую природу.
– И его отпускают, «когда приходит охота»?
– Да видишь ли… Он сам себя отпускает. Он как раз хозяин всего этого безобразия, из которого меня чуть не уволили.
– О-о. Значит, ты у нас дочка…
– Да! А еще я взбалмошная, капризная самодурочка, которая не видела настоящей жизни и привыкла к дармовым деньгам!
– Ты уже два раза назвала себя дурочкой. И, по-моему, не заслуженно. Ты обиделась на своего папу? – В этом вопросе, а вернее в тоне, каким он был задан, звучало столько умиленной снисходительности, что она разозлилась еще сильней.
– Какая разница. Разве ты не понял еще, что я очень капризная?
– Понял. Я это в первый же день понял. Но именно за это ты мне и понравилась. И вообще… Ты честная, а не капризная. Просто эмоции не скрываешь. И мне кажется, в жизни у тебя сейчас не самый сладкий период.