6
Оставив чемодан в камере хранения во Внуково, с тридцатью «унылыми енотами» в кармане я доехала на автобусе до метро и отправилась в центр. Заказала в клубе «Московский» салат, сигареты и таксофонную карту и принялась листать записную книжку. Жених не отвечал: по словам секретарши, его в Москве не было. Следующим по списку шел наш общий с Лолой друг. Невероятно, но он сразу отозвался на мою мольбу о помощи. Часа через два я принимала душ в номере «Балчуга Кемпински». Странно все-таки устроена жизнь. Только что я была готова ночевать в зале ожидания, как вдруг на четыре дня в моем распоряжении оказалась студия в лучшей гостинице Москвы. Мой благодетель уехал, уточнив, уверена ли я, что гостиницу не нужно продлевать. Четыре дня показались мне вечностью, и я беспечно ответила «да».
Вскоре мне пришлось попроситься на ночлег к знакомому режиссеру в его холостяцкую берлогу. Утром он заявил, что я могу остаться не более чем на одну ночь, потому что ему не спится в квартире с такой красивой женщиной. На мое счастье, меня нашла Машка Машинская. Она жила у своего друга, который согласился приютить и меня. Глядя на суровых качков, легко забросивших мой тридцатикилограммовый чемодан в багажник одной из двух приехавших за мной «БМВ», режиссер только и смог выдавить:
– Белка, ты уверена, что тебе надо ехать с этими людьми?
Друга Машки звали Вовка Бублик. Он был нашим земляком и делал в Москве головокружительную карьеру бандита. Криминал вообще был в моде, и даже люди, к нему не причастные, тщательно оттопыривали пальцы при ведении серьезных переговоров.
Вовка снимал однушку в Строгино. Когда его «коллеги» разъехались, выпив энное количество алкоголя, выяснилось, что в квартире, помимо Машки, меня и Вована, остался сильно пьяный Серега. Гостеприимный Вовка надул большой велюровый матрас. Подушка – валик от кресла. Второго комплекта белья, не говоря уже об одеяле, здесь не было. Не было в моем чемодане и пижамы. В тонких капроновых колготках и Машкином клетчатом халате я улеглась на свое ложе, вздыхая по нежным простыням «Балчуга». Рядом уложили Серегу, который почти сразу сделал первую безуспешную попытку вступить со мной в гораздо более близкие отношения. Сон не шел. Тут еще Машка стала заниматься с Вованом сексом. Повернуться к Сержу я не могла, чтобы он не воспринял это как благосклонность, но и наблюдать за секс-игрищами подруги мне не хотелось. Я закрыла глаза и попробовала абстрагироваться. Так дотянула до утра.
А утром, выслушав бессвязные извинения Сереги, снова взялась за свою записную книжку.
Секретарь вежливо объяснила, что господина Разовского нет в городе, но, если я буду так любезна оставить свой номер телефона, со мной обязательно свяжутся. Валентин между тем по-прежнему на связь не выходил. Ян Разовский не только перезвонил, но и снял для меня на две недели номер в «Олимпик Пента Ренессанс». В гостиницу меня отвозил все тот же кортеж «БМВ». Бублик смотрел на меня с благодарностью, ведь Машка переезжала ко мне, а он со дня на день ждал возвращения с курорта своей благоверной.
Наконец-то объявившийся Валентин устроил мне сцену ревности и велел перебираться к нему. Жить с ним до свадьбы я категорически отказалась, и он дал мне денег, чтобы я сняла квартиру поблизости от его дома. Я сняла двухкомнатные апартаменты на Вернадского, куда мы с Машкой вскоре и перебрались.
И еще в моей жизни появился Вилли Д’Артюман, или просто Кот. Я встретила его летним погожим деньком на Пушке. Огромные уши, испуганная мордочка, громкое мяуканье, вырывающееся из широко раскрытой пасти. Я не собиралась заводить домашних животных, но этот котенок был мой. Когда я принесла его домой, он стал жутко вопить, чем доказал мне, что на свете нет более разговорчивых котов, чем коты ориентальной породы.
А потом я влюбилась. Телефонная книжка была отправлена в мусорное ведро, с Валентином мы расстались друзьями, а модельный агент ничуть не удивился такому повороту. На семь с половиной лет я застыла рядом со своим единственным и неповторимым…
7
…И вот мне 26. Я разведена и нигде не работаю. Час ночи, я шагаю по утопающим в зелени Воробьевым горам. Домой не спешу: кроме Кота, меня никто не ждет. Мне плохо и жизнь не мила. Упаднические мысли прерывает визг тормозов и звук удара. Сзади красная спортивная машина крепко въехала в фонарный столб. Мгновение спустя до меня доходит, что, если бы не столб, лежать бы мне под колесами этого монстра. Мысли о том, что жизнь мне не мила, резко улетучились, а сердце бешено заколотилось.