Следствие составило «экстракт» (заключение), а генерал Татищев приговорил (включая умерших): «Алексея Жукова, жену его Варвару, тещу Настасью Полтеву, Калмыка Александра и Михаила Григорьева пятерить: отсечь руки, ноги и головы. Девкам Авдотье Ионовой, Катерине Даниловой и Матрене Семеновой отсечь головы…»
Пойманного позже Ивана Сизова тоже приговорили к «пятерению».
Все смертные приговоры отправлялись на утверждение Елизавете. Еще при вступлении на престол она неукоснительно обещала прекратить в России смертные казни. Свое намерение она твердо проводила в жизнь. Тем самым Россия на много лет опередила все западноевропейские законодательства (увы, что смертная казнь — варварство, приходится доказывать и в наш вроде бы просвещенный век).
Ждать своей участи приговоренным пришлось невыносимо долгих 12 лет. Все эти годы они провели в одиночных камерах. Для «отягощения положения» на цепях были навешаны на грудь увесистые чурбаны.
Вступая на престол Екатерина II заменила смертный приговор прилюдным церковным покаянием и ссылкой. Без клеймения, то есть без выжигания на лбу и щеках слова «воръ».
Жуковы были отправлены в Соловецкий монастырь. Вместе с ними «для услужения» отправились два крепостных мужика. Сказывали, что стража допускала порой Варвару в камеру мужа. Скончалась она от жестокой чахотки года два спустя. Крепостных Алексей еще прежде проиграл в карты за две «красненьких» — за 20 рублей. Окончательно спятив с ума, находясь в церкви во время провозглашения многолетия Екатерине, Лешка стал выкрикивать в ее адрес непристойности.
Его посадили в кандалы и отправили на следствие в Архангельск. Здесь во время конвоирования в тюрьму ему на шею вдруг бросилась какая-то женщина:
— Лексей Матвеевич, вы ли, голубчик?
Конвойные женщину отогнали. Это была Авдотья Ионова.
ЭПИЛОГ
Судьба Авдотьи сложилась удивительно. Она глубоко раскаялась в своем преступлении. Попав в Архангельский острог, отличалась добрым нравом и умением обходиться с людьми. Ее заметила жена начальника острога, взяла к себе в дом — помогать по хозяйству. Авдотья служила с усердием, стала общей любимицей. Сколько могла через свою хозяйку помогала Лешке.
В феврале 1776 года из Петербурга пришло распоряжение Екатерины: «блевание» Жукова оставить без внимания, «ибо уже такового утопшего в злодеяниях человека никакое, кажется, физическое наказание к желаемому раскаянию привести не может». Решение милостивое!
Так Лешка был отправлен обратно в Соловки.
Вскоре и в судьбе Авдотьи наступила перемена.
Из семьи осторожного начальника ее забрал к себе олонецкий губернатор. В 1784 году «по наследству» она досталась новому губернатору — поэту и сенатору Гавриле Романовичу Державину. Тот добился у императрицы помилования, Авдотьи. Отбывая на губернаторство в Тамбов, он взял ее с собой.
В Тамбове Авдотья отпросилась на житье в монастырь. Она слыла смиренной монахиней, своей жизнью показывая пример иноческой жизни. Зная приемы врачевания травами, была частой гостьей в местном остроге, оказывала всяческую помощь колодникам, утешала беседами их душевную боль.
Умерла Авдотья Ионова в 1835 году, не дожив до своего столетия меньше года. С ее смертью закончилась эта страшная история.
Но много прежде, еще в декабре 1766 года, в «Московских ведомостях» появилось объявление: «Близ Никитских ворот отдается внаем каменный дом Жукова. В нем восемь покоев с изрядным украшением, людских три покоя, кухня, баня с горницей, ледник, погреб, кладовая, каретный сарай, особый огород для овощей, регулярный сад…»
Желающий нанять дом быстро нашелся. Но как-то удивительно быстро и съехал с него. Сдавался дом воеводы и другой раз, и третий… Но и эти жильцы быстро уезжали, даже не спрашивая деньги, вперед внесенные.
По городу пошли самые страшные слухи. И долго-долго никто не посягал поселиться в его несчастных стенах.
…В 1876 году Константин Петрович Победоносцев, которому вскоре предстояло на четверть века занять высокий пост обер-прокурора Святейшего Синода, автор многих серьезных исторических исследований, писал:
«Каменный дом, в котором совершено убийство, существует и до сих пор в том же наружном виде, в каком был при жизни Аграфены Жуковой. Он стоит отдельным двухэтажным корпусом во дворе, на самом углу Большой Никитской и нынешнего Мерзляковского переулка… Дом этот долго считался опальным. В околотке ходили слухи о тенях убитых Жуковых, которые будто бы являлись по ночам — в тех комнатах, где совершилось убийство. Жильцы обегали этот дом… Всех, кто ни поселялся в этом доме, выгоняли страшные приведения, являвшиеся ночью.
Эти слухи еще в памяти у некоторых местных старожилов, кого нам случалось расспрашивать».
Можно верить, что стены хранят память об ушедших временах и людях.
СЕРВИЗ ИМПЕРАТОРА
Дело это не совсем обычно. Даже на фоне бесчисленного многообразия преступлений оно стоит особняком. В нем немало забавного, анекдотичного, хотя, к сожалению, и здесь не обошлось без трагедии. И уж, во всяком случае, это дело ярко показывает весьма остроумные и своеобразные методы сыщиков времен Николая I.
ГРОБ НА МОСТУ
Теплым майским утром, когда сады и парки Петербурга уже украсились изумрудом свежей зелени, император Николай Павлович моциону ради совершал прогулку на коляске. Как и другие русские цари, он своих подданных не боялся и появлялся среди людей без всякой охраны.
Рядом с ним разместился посол Франции герцог Монтебелло. Это был человек прекрасно образованный, влюбленный в русскую культуру и к тому же весьма интересный собеседник.
На сей раз спутники вели легкую, непринужденную беседу, далекую от политики. Герцог с восторгом произнес:
— Вчера на балу в Зимнем меня поразили великие княжны Мария и Ольга — как они милы, как грациозны.
Николаю была приятна похвала дочерям, но он скромно произнес:
— Ну, конечно! Только в этом деле не обошлось без заслуг портных. Платья из белого узорчатого шелка им и впрямь к лицу.
— Ваши портные и особенно вышивальщицы — очень хороши. Моя супруга только что заказала платье из фая с вышивкой соломкой у Ирэн Сусловой.
Герцог был влюблен в свою жену — юную белокурую красавицу. По этой вполне уважительной причине он часто вспоминал ее. Вот и теперь герцог с воодушевлением воскликнул:
— Ваше величество, я удивляюсь талантливости ваших подданных! Моя супруга вчера была потрясена необычной красотой кофейного сервиза — какие благородные формы, какой тонкий изящный рисунок! Герцогиня большая ценительница красоты, хочет заказать такой же.
Николай пытался вспомнить кофейный сервиз и не мог. Он предпочитал пить чай. Герцог наморщил лоб и произнес:
— Я даже запомнил фамилию ювелира — Сазикофф!
— Да, Сазиковы — отличные мастера. Они порой выполняют заказы для дворца. Мне приятно, что русские мастера пришлись по сердцу моим французским друзьям.
В этот момент коляска вкатилась на гладкое покрытие недавно открытого Благовещенского моста. Возница недовольно буркнул:
— Вот необразованность! Всю дорогу насквозь перегородили. Тпру! — и натянул новые вожжи с серебряным набором, останавливая лощеных лошадей.
— Что такое? — брови императора сошлись у переносицы.
Впереди тихо тащились погребальные дроги. Николай поднялся, обнажил голову и осенил себя крестным знамением.
— Мы все равны пред гробовым исходом, — вздохнул Император. — Господи, прими с миром душу этого бедняка.