Там Архаров сводил воедино все полученные о господине де Берни сведения.
Француз признался Клаварошу, что в доме большие строгости, но для чего ему по ночам уходить, какие такие дела завелись у него в Москве - старательно скрыл. Клаварош доложил также, что лишнего этот господин де Берни не говорит, и при расспросах, давно ли в России, преловко сворачивает на другие материи. Притом и руки у него удивительно шустрые. Жеребцов донес, что ночью у дома вдовы Огарковой поставит более основательное наблюдение. Федьку, едва увидев его на крыльце, Абросимов тут же погнал к начальству. Его донесение о руине на Спиридоновке дополнило общую картину.
– Стало быть, Жеребцов, действуем так. Когда наш мусью вдругорядь ночью в окошко полезет, следить за ним, и как поймешь, что он на Спиридоновку собрался, - тут же хватай, вяжи. И тут же шли человека сюда… Федя, надобно там все обшарить.
– Уже послал Макарку с Никишкой, ваша милость! Через час, поди, явятся! - доложил Федька, страшно довольный, что опередил мысль Архарова.
Обер-полицмейстер невольно улыбнулся.
– Мусью Клаварош, каков из себя этот учителишка?
– Фигура… - француз изобразил длинными руками нечто настолько знакомое, что архаровцы чуть ли не хором воскликнули:
– Устин?!
– Прелестно. Как только Жеребцов хватает этого затейника, тут же Устин идет к Гранатному переулку. Переодевать его в снятое с француза платье не станем - ночь, кто там разбираться будет, да и трата времени изрядная. Одеться всем для вылазки попроще, мундиры поберечь! Нужно позаботиться о знаках… Мусью, что ты торчишь, как Ивановская колокольня, сядь к столу. Сашка! Приготовь бумагу, будешь рисовать!
В архаровском хозяйстве имелось немало карт, более или менее подробных, отыскали нужную, Саша взял карандаш, и четверть часа спустя был составлен план действий.
Очевидно, господин де Берни не каждую ночь отправлялся на поиски приключений. Присмотр за ним наладили превосходный, и дом вдовы Огарковой в Скатертном переулке охраняли так, как, пожалуй, и саму государыню не охраняли. Узнали много занятного про вдову, про ее любовника, про семейство отставного гвардейского полковника Шитова, составили расписание - когда француз занимается с мальчиками математикой, когда - рисованием.
Архаров был в гостях у Волконского и застрял допоздна - его-таки усадили за карты. Около полуночи он собрал выигрыш и стал прощаться с хозяевами. Князь и княгиня пожелали ему приятной и спокойной ночи.
Внизу его ждал не тольку кучер Сенька с лакеем Иваном, но и Клашка Иванов.
– Ваша милость, он из окна полез!
– И куда потащился?
– Да к Козьему болоту и потащился! Только с сарая неудачно соскочил, хромает. Устин Петров у Спиридоньевского храма спрятан, знака ждет. Все как велено!
Архаров вдруг понял, что спокойной ночи у него не будет.
Он был злопамятен - и не забыл, что господин де Берни загадочно исчез из шулерского притона, как вода в песок, как снег на горячей сковородке! Карточная игра немного взбудоражила его, выигрыш обрадовал и привел в занятное состояние - Архарову казалось, что сейчас его во всем ждет удача. И прямо руки чесались - грохнуть кулаком по красному сукну кабинетного стола, чтобы стоящий напротив господин де Берни от страха начал заикаться.
– Ты верхом? - спросил он Клашку.
– Да, ваша милость, на Сивке.
– Прелестно… Ну-ка, братец, - это относилось к лакею, прислуживавшему в сенях, - беги наверх, пусть его сиятельство велит оседлать для меня какую ни есть клячу!
По Клашкиной улыбке Архаров понял - полицейские будут весьма рады, если он примчится сейчас на подмогу.
Эта радость имела давнее происхождение - родилась она в ту ночь, когда мортусы брали штурмом ховринский особняк. Архаров сильно удивил их тем, что напялил дегтярный балахон и первым пошел махать кулаками. И она просыпалась всякий раз, когда он, в кабинете своем - неподвижный, строгий и сердитый, вдруг срывался, оживал, забывал про осторожность, плевать хотел на субординацию, кидался вместе со своими архаровцами в какое-то неожиданное побоище. Этим он словно подтверждал свое право быть их командиром. Да и как иначе?
На своем посту он оставался гвардейским офицером. А офицер должен сам водить солдат, которых вышколил на плацу, в атаку, иначе грош ему цена. Сие немудреное правило Архаров помнил, как «Отче наш». Не всегда, конечно, возникало желание среди ночи вскакивать, куда-то нестись, но уж когда возникало - он давал себе волю…
Наверху возник спор из-за клячи. Елизавета Васильевна хотела дать Архарову лучшую лошадь с конюшни, князь же Михайла Никитич знал, что кавалерист из Архарова никудышний, давать ему дорогую верховую лошадь - значит, сразу служить по лошади панихиду. Поэтому князь велел оседлать спокойного старого мерина, да поскорее.
Карету свою Архаров отправил домой, а сам с Клашкой Ивановым поскакал в сторону Спиридоновки. По дороге дважды останавливались по требованию десятских. Увидев обер-полицмейстера, они уж не спрашивали, отчего эти ночные путники без фонаря.
Ехать было недалеко. Сразу за Никитскими воротами они спешились и повели коней в поводу. Главное было - не поднимать шуму, для того Архаров и отказался от кареты. Через сотню шагов Клашка подал знак пронзительным кошачьим мявом.
Архаров не имел такой привычки к ночной жизни, как его подчиненные, и видел в темноте куда хуже шустрого Клашки. Тот повел его к последней уцелевшей руине Гранатного двора, но не прямо, а в обход, со стороны Спиридоновки. Там шагов через тридцать их встретил Тимофей. Он тоже словно бы не замечал темноты.
– Ну, что? - шепотом спросил Архаров.
– Устин пошел через двор. Они, коли следят, должны его видеть.
– Точно ли они будут ждать в подвале?
– А боле негде. Парнишки все облазили, говорят - наверху только мышам ходить можно, коту уже опасно. Сами чуть из верхнего жилья в нижнее не провалились, Макарка Никишку вытаскивал.
– Веди…
– Держитесь за меня, ваша милость, тут колдобины…
Отдав поводья Клашке, Архаров сердито отодвинул протянутую Тимофееву руку.
– Ступай вперед, я за тобой, - велел он.
Эта часть бывшего Гранатного двора уже заросла могучим неукротимым бурьяном, стволы его были чуть не с большой палец толщиной, и Тимофей, чтобы не возникло избыточного шуршания и треска, продвигался медленно. Вдруг он остановился, и Архаров, не ожидавши этого, налетел грудью на его широкую спину.
– Так и есть, ваша милость, - прошептал Тимофей. - Там свет сейчас горел и погас. Не иначе, они увидели Устина и из сеней в подвал полезли.
– Не опасно в подвале? - спросил Архаров.
– Парнишки сказывали - ничего, своды крепкие. Сверху все, того гляди, рухнет, а внизу вроде безопасное место…
Тут раздался заливистый свист.
Это был сигнал, по коему Устин, пока его не признали, должен был падать на пол и откатываться к ближайшей стенке, чтобы архаровцы могли, ворвавшись в подвал, стрелять без опаски.
Тимофей и Архаров побежали, путаясь в бурьяне, через двор.
Узкие двери были под высоким старинным крыльцом, когда-то белокаменным. Там, в развалине, уже перекликались архаровцы, но никто не стрелял. Когда обер-полицмейстер оказался у крыльца, из дверного проема выглянул Федька с фонарем, узнал начальство и улыбнулся.
– Ну? - спросил его Тимофей.
– Ни хрена не понять!
– Сбежали?
– Да тут, сдается, никого и не было!
– Как не было? - Архаров даже растерялся от такого сюрприза. - А кто фонарь гасил?
– Ваша милость, фонарь сам погас! Мы его первым делом отыскали - там огарок кончился!
– Мать честная, Богородица лесная… - пробормотал обер-полицмейстер. - А ну, свети. Сейчас докопаемся…
Каменные ступеньки, поставленные вкривь и вкось, спускались примерно на ту же глубину, что верхний подвал на Лубянке.
Помещение оказалось немалое, почти пустое, вдоль одной стены составлены были рассохшиеся бочата. Под самым потолком было заросшее землей окошко, на остатках подоконника и стоял погасший фонарь. Пролом в стене вел в другое помещение, где возились архаровцы.