Песня затихает. Отзвуки ее какое-то время еще звучат в коридорах и на лестницах дворца. Индейцы стоят в тени, неподвижные. Маргерита поворачивается. Она оставалась на авансцене, но пьяные, возбужденные индейцы не замечали ее. Затем она направляется к соотечественникам, однако не прямо, а по кривой; широкие, размашистые жесты, словно хочет кого-то заколоть; из груди вырывается тяжелый вздох.
М а р г е р и т а. Уходи! О-о-о-о! Ты! И ты! Уходите! О-о-о-о! Тлаксакана! Собачьи дети! Сгиньте с глаз моих! Хуанток, ох!.. Псы! (Останавливается. Поворачивается к ним спиной. Сгорбилась, дрожит мелкой дрожью.)
Пауза.
Б а л т а з а р. Снимите костюмы, братья! Можете идти!
К а э т а н а. На веки веков! Аминь!
Индейцы снимают с себя все, что незадолго перед этим на них надел дон Балтазар: плащи, накидки, шлемы, серебряные миски. Исчезают неслышно, один за другим. П е д р о и П а б л о идут за ними. Топот босых ног в коридоре. Маргерита садится. За ней Балтазар. Треугольник. Каэтана наливает себе вина.
Б а л т а з а р (глухо, медленно и очень странно, словно он безгранично устал). Эти люди — чертовски горячий пепел, и все-таки они будут стоять за стеной до самой ночи и ждать моих петушков…
К а э т а н а. Так отправляйся за ними!
Б а л т а з а р. Нет! Я просчитался. Моя попытка обернулась против меня; я не вижу никакого смысла…
К а э т а н а. Ты разыгрываешь кровавые комедии, но я-то знаю, что кровь падет на тебя!
Б а л т а з а р. Уже пала! Ты пьешь. Пьешь ты, а у меня болит желудок. Наши повара готовят на сале, и наш сад зарос сорняками. Не хватает свежей пищи. В детстве у меня была курица, которая несла яйца только для меня. Белая как снег… Когда я покидал Испанию, она была еще жива. А у тебя тоже?..
К а э т а н а. Что?..
Б а л т а з а р. У тебя тоже была своя курочка?..
Каэтана не отвечает.
(После паузы.) Воистину неудачная попытка, с таким же успехом можно толочь воду в ступе или загонять ветер в бутылки… Господа адмиралы утверждают, будто земля круглая… Догоняешь человека и никак не догонишь. Никогда не можешь увидеть его лицо. Даже лицо индейца! Надеюсь, ни одна из вас не станет мне напоминать, что человек создан по образу и подобию божьему. Нет? Нет! Каэтана! Тебе не кажется, что я уже созрел для святой инквизиции?
Каэтана не отвечает.
Возможно, это было бы хорошо для меня — гореть… Гореть или гнить — вот две возможности, две правды. Свеча горит, святой горит… Я гнию. Все мы гнием.
К а э т а н а. Говори о себе! Я не гнию! А твой отец всегда горел!
Б а л т а з а р. Ого! Теперь ты видишь его совсем другим?!
К а э т а н а. Да! Я ошибалась…
Б а л т а з а р. Если он до сих пор не сгорел, то не сгорит вообще; он тоже сгниет, здесь, вместе с нами.
К а э т а н а. Нет!
Б а л т а з а р (не отрываясь смотрит на жену. Очень серьезно, заинтересованно говорит). Ты не представляешь себе, что бы я дал, только бы это было правдой!..
Пауза. Внезапно со двора слышен топот трех или четырех коней. Стук входных дверей. Всплеск возгласов. Крики слуг. Быстрые шаги. Какая-то служанка истерически визжит. Маргерита: расширившиеся глаза, полуоткрытые губы. Балтазар встает. Ожидание. Наконец в дверях появляется П е д р о.
П е д р о. Господин!
Маргерита, Каэтана и Балтазар в оцепенении. Маргерита похожа на спящего человека, который не может пошевелить ни рукой, ни ногой, лишь лицо судорожно подергивается от непроизвольных усилий. Каэтана пытается встать, опрокидывает бутылку, вино разливается по полу. Балтазар стоит неподвижно, широко расставив ноги. Входит д о н Ф е л и п е, за ним С у а н ц а. Без свиты. Дон Фелипе выглядит постаревшим и очень усталым, на его губах блуждает то ли смущенная, то ли бессмысленная улыбка, руки, почти раскрытые для объятия, говорят о слабости, бессилии. Суанца некоторое время остается в стороне.
Ф е л и п е (обращается к присутствующим, в голосе слащавые нотки). Ну вот я и вернулся, дорогие мои… Приветствую вас! И падре Суанца тоже…
С у а н ц а. Приветствую!
Все дальнейшие события разворачиваются словно во сне. Маргерита наконец отрывает от земли свои одеревеневшие ноги, спотыкаясь бежит к мужу, обнимает его. Вначале слышен мучительный стон, потом отдельные слова.