Стук молотка. Затем неожиданно — едкая перебранка двух женщин. Мы слышим г о л о с а М а р г е р и т ы и К а э т а н ы. Говорят очень быстро, так что не все слова можно разобрать.
М а р г е р и т а. Служанки здесь ни при чем! Они будут выполнять то, что я им приказала!
К а э т а н а. Не будут!
М а р г е р и т а. Я запрещаю тебе раз и навсегда!
К а э т а н а. Ох-ох!.. Какие слова и из каких уст! Смешно! Мне никто не смеет приказывать!
М а р г е р и т а. Я! И любой другой, у кого сохранилось хотя бы немного здравого смысла!
К а э т а н а. Дайте мне то, что я требую!
М а р г е р и т а. Нет!
К а э т а н а. Дикари! Грязные твари! Гнусная сволочь! Вот вы кто! Такими и останетесь!
М а р г е р и т а. Кто это для тебя грязная тварь?
К а э т а н а. Все! Все подряд! Живете на навозной куче, в разбойничьей яме!
М а р г е р и т а. Отправляйся в свою комнату!
К а э т а н а. Не пойду!
М а р г е р и т а. Я сказала: иди в свою комнату!
Последняя реплика очень резка. Мы слышим, как Каэтана разражается нервным смехом. Смех удаляется, эхом разносясь по коридору, и угасает. Входит М а р г е р и т а. Такая же мрачная, какой мы привыкли ее видеть, но еще более ожесточенная.
Ф е л и п е. Вино?..
М а р г е р и т а. Ну разумеется, она хотела выпить. Только теперь она требует не вина, а водки.
Короткая пауза.
Ф е л и п е (нерешительно). Может быть, ей следовало дать…
М а р г е р и т а. Нет! Она же кормит!..
Ф е л и п е. Верно… А как ребенок?
М а р г е р и т а. Ничего особенного. В такую жару у женщин сворачивается молоко даже без вина; дети болеют поносом, а чуть становится прохладнее, все приходит в порядок.
Ф е л и п е. Откуда это тебе известно?
Долгий испепеляющий взгляд.
М а р г е р и т а. Бесплодие и незнание — не одно и то же, Фелипе. Сколько ночей я пролежала в сырости, когда вы гнали нас по болотам?.. И в горах у меня тоже не было теплой постели…
Педро и Пабло неподвижно стоят в глубине сцены.
(Усмехается.) Святые!.. Что хорошего скажете, господа?
П е д р о. Мы делали уборку…
П а б л о (с едва заметной улыбкой на губах). …и его сиятельство рассказывал нам историю о графе Васкесе и трех его сыновьях; правда, не до конца…
М а р г е р и т а. Конец услышите в другой раз!
П а б л о. Ну, разумеется!
С л у г и кланяются и уходят. Маргерита садится к столу. Придвигает к себе подсвечник со свечой. Вынимает из кармана своего широкого платья вязанье и принимается за работу. Равномерное постукивание спиц. Фелипе располагается в кресле; некоторое время он пребывает в нерешительности, потом вздрагивает, выпрямляется и открывает книгу, лежащую перед ним на пюпитре. Идиллия. Издали по-прежнему доносится стук молотка.
Ф е л и п е. Я читаю книгу Иова.
М а р г е р и т а. Да.
Ф е л и п е. Я обещал падре Суанце.
М а р г е р и т а (после паузы). Тебе не темно?
Ф е л и п е. Нет! Знаешь, это чтение как раз для мужчин…
М а р г е р и т а. Да.
Ф е л и п е. А вечер — самое подходящее время для чтения. Разгоняет сон. Слишком долгий сон всегда вреден.
М а р г е р и т а. Семь часов!
Ф е л и п е. Лучше восемь!
М а р г е р и т а. Лучше!
Ф е л и п е. Раньше и ты читала…
М а р г е р и т а. Да! Особенно в первое время после того, как ты меня научил. Тебе хочется, чтобы я и сейчас читала?
Ф е л и п е. Пожалуй…
М а р г е р и т а. А когда мне читать?
Ф е л и п е. Конечно! Все дело в этом! Я, разумеется, понимаю, Маргерита! Я знаю! (После паузы.) Я отругал Педро и Пабло. Разве у нас хозяйство! Ярмарка, а не хозяйство! Я им заявил…
М а р г е р и т а. Перестань!
Ф е л и п е. Что я должен перестать?
М а р г е р и т а. Говорить злые слова! И вообще слова… Ничего не изменится. Ничто не может измениться.
Пауза. Постукивание спиц. Последние удары молотка.
Ф е л и п е. Дело сделано. Коридор забит. Восемь комнат. Десять?.. Нам осталось куда меньше места…
М а р г е р и т а. У нас осталось куда меньше людей — места и сейчас много!