Ф е л и п е. Они не хотят работать. Играют в кости. Пьют.
М а р г е р и т а. Мануэль вчера взбунтовался. Прикажи его высечь; кто станет слушаться, если даже он не хочет? Завтра же!
Ф е л и п е. Прикажу!
М а р г е р и т а. Тридцать ударов!
Ф е л и п е. Тридцать! Утром я смотрел из окна в сад: все заросло. Фрукты гниют.
М а р г е р и т а. Когда ты в последний раз выходил из дому?
Ф е л и п е. Ох! Ты же знаешь…
Пауза. Отдаленный плач грудного ребенка.
Он часто плачет…
М а р г е р и т а. Ему нужно дать молотые телячьи кости.
Ф е л и п е (поворачивается в кресле. Внезапно спрашивает). Почему ты вспомнила о том, как мы гнали вас по болотам, Маргерита?
М а р г е р и т а. А почему ты рассказывал лакеям о графе Васкесе и его сыновьях, Фелипе?
Оба вопроса звучат словно удары. Как и все последующие реплики.
Ф е л и п е. Разве я не имел права?!
М а р г е р и т а. А разве я не имела права?!
Ф е л и п е. Нет! Мы похоронили прошлое!
М а р г е р и т а. Мы раскопали могилу, милый мой!
Ф е л и п е. Объясни!
М а р г е р и т а. Ты раскапываешь ее ночь за ночью!
Ф е л и п е. Я лежу рядом с тобой и молюсь!
М а р г е р и т а. Я не слепая! Пожалуйста, помни это! Я не глухая! Ломаешь пальцы перед лицом, совсем похож на могильщика, и глаза у тебя белые, а на губах — пена. С полночи до утра. Кровь распирает тебя, как молоко роженицу!
Ф е л и п е. Перестань! Ты просто придралась к истории о графе Васкесе…
М а р г е р и т а. Сыновья графа Васкеса!.. Я знаю, почему ты о них рассказывал! Твой сын все еще слоняется по комнатам…
Ф е л и п е. Оставь!.. Я не хочу слышать имен! Ты не имеешь права!.. Чего тебе вообще надо от меня?
М а р г е р и т а. Разумеется, права я не имею!
Ф е л и п е. Я дал тебе больше, чем обязан был дать! Кто теперь здесь госпожа?
М а р г е р и т а. Я. Над покойниками. Пьяницами. Тенями. Потому что ты уже никому не можешь быть господином. Кому, ну кому ты здесь господин?! Может быть, тени своего сына, своего единственного любимца… (Неожиданно гротескно и очень громко.) Балтазар! Балтазар! Где ты? Балтаза-а-а-ар! Балтазарчик! О-хо-о-о-й! Сынок!..
Фелипе встает. Это его движение в нашей памяти оживляет облик необузданного жестокого конкистадора. Он пристально смотрит на жену, руки, недавно сложенные словно для молитвы, сейчас разъединены, пальцы судорожно вцепились в одежду.
(Отбросила вязанье, подалась вперед, опираясь на стол.) Я не имею права звать его, не так ли?
Ф е л и п е. Нет!
М а р г е р и т а. «Принеси еду к двери, девка, и убирайся прочь!»
Ф е л и п е. Молись вместе со мной! Это та граница, до которой простираются права испанской женщины. С незапамятных времен этого им хватало. Теперь ты испанка!
М а р г е р и т а (тихо, с глубоким сарказмом). Ты взял меня, господин мой. Я как омела возле дуба. У дуба есть корни, у омелы их нет. Я живу тобой. Ты моя защита. Ты — это я. Но я — не ты. Сын — это ты…
Ф е л и п е. Это твои слова! Я этого не говорил!
М а р г е р и т а (с тем же лицемерным ехидством). И моя утроба пусть так и остается подгнившим грибом?.. Она для тебя значит куда меньше, чем история о графе Васкесе? Мой брат, пронзенный копьем, дешевле слуги Мануэля? Неважно, какой я была раньше? Мое бесплодие — это перст божий? Если я не сплю, в этом виноваты не кровавые призраки, а обжорство? Если я не сплю, мне остается только молиться? Я не смею вспоминать орленка, которого отец принес к моей постели, когда я была вот такой девчушкой?.. Он взмахивал черными крыльями, а вокруг пламенело утро…
Ф е л и п е. Куда ты, в конце концов, метишь? Не знаешь! Мальчик однажды сказал, что ты меня ненавидишь. Я точно помню его слова и твою обиду…
М а р г е р и т а. Он так сказал, и это правда!
Ф е л и п е. Так оно и есть. И что теперь нам делать? Я убил всех твоих близких, однако же ты легла в мою постель и осталась в ней…
М а р г е р и т а. Верно! Первый год ты казался мне кровавым зверем, когда ложился рядом…
Ф е л и п е. Без сомнения!
М а р г е р и т а. Потом настал момент, и что-то случилось: я словно переломилась надвое. Уступила. Отдалась. Омела обвилась вокруг дуба. И ты прекрасно сказал: Иисус простит всем, все мы окажемся на его ладони…
Ф е л и п е. Я и сейчас так говорю!
М а р г е р и т а. Фелипе! Ох, Фелипе!..
Ф е л и п е. Пожалуй, было бы хорошо, если бы ты сказала, верила ты этому или не верила.