М а р г е р и т а. Верила! И принадлежала тебе больше, чем самой себе. И еще: я хотела родить. Я отдавалась тебе всегда и везде, я раскрывалась перед тобой, насколько могла, только бы зачать ребенка…
Ф е л и п е. К чему слова? Я сказал тебе и повторяю: молись со мной! Когда я вернулся с Суанцей, ты неистово боролась за то, чтобы мы замуровали себя в этом крохотном мирке. Мальчик поэтому и ушел…
М а р г е р и т а. Он ушел, я осталась с тобой. А я чуть-чуть больше, чем ничто. Я не знала, вот в чем моя беда… Мы живем рядом, но далеки друг от друга.
Ф е л и п е. Кто научил тебя этой премудрости?
М а р г е р и т а. Ты многому меня научил! Ты, мой господин! Прошло немало лет… Наверное, я была неглупой, научилась связывать слова. И это все!
Ф е л и п е. Это много!
М а р г е р и т а. Это ничто!
Ф е л и п е. Смотрю я на тебя и не могу понять, и спрашиваю себя: неужели люди беспрерывно меняются и до такой степени, словно стирают целые куски собственной судьбы и даже свое лицо… Какой же тебе представляется жизнь, женщина?!
М а р г е р и т а. Сказать тебе?
Ф е л и п е. Скажи!
М а р г е р и т а. Мы заперты в темном подвале. Не видим друг друга. Наталкиваемся друг на друга. Ненавидим друг друга, потому что не видим друг друга. Тьма изо дня в день густеет, а ненависть — чернеет. Вот так!
В глубине сцены появляется падре С у а н ц а. Маргерита принимается за вязание. Фелипе садится и склоняется над книгой.
С у а н ц а. Благословен Иисус!
Ф е л и п е. Во веки веков. Аминь!
Суанца подходит к столу. Спицы равномерно постукивают, как и прежде. Идиллия. Слова текут лениво, медленно. После только что отзвучавшего кипучего диалога кажется, что нас заливает тепловатая вода.
С у а н ц а. Даже к ночи не становится прохладнее!
М а р г е р и т а. Мы открыли все окна, хотели устроить сквозняк, а воздух чуть колышется.
С у а н ц а. Утром я съел несколько маслин и ломоть хлеба, и больше ничего. Кусок не идет в горло. Я совсем высох!
М а р г е р и т а. В прошлом году в это время было терпимее.
С у а н ц а. Правда? Я уже не помню, вероятно…
Ф е л и п е. Без ветра нет жизни.
С у а н ц а. А если на море остановится ветер…
Ф е л и п е. Как-то мы застряли в пятнадцати милях от Азорских островов. От воды шел такой смрад. Ни ветерка!.. Солнце красное, как дыня, из щелей выступала смола…
С у а н ц а. Давно это было!
Ф е л и п е. Боже мой, это действительно было так давно…
Пауза.
М а р г е р и т а. Постельное белье, падре, вам поменяют завтра. Не сердитесь, пожалуйста.
С у а н ц а. Ох, это совсем необязательно, простыни еще вполне чистые.
М а р г е р и т а. Служанки потеряли ключ от кладовки с бельем, целый час искали по дому как сумасшедшие. Придется взломать двери. Теперь будет таскать любой, стоит оказаться поблизости.
Ф е л и п е. Вставьте новый замок!
М а р г е р и т а. А кто это сделает?
С у а н ц а. И впрямь, сейчас очень трудно найти человека, умеющего что-то делать. Пропали. Словно ветер унес. Педро мне сказал, что в городе два десятка пустых домов…
Ф е л и п е. Теперь это не наша забота.
С у а н ц а. Не наша! А что вы вяжете, донья Маргерита?
Маргерита показывает ему вязанье.
Для малыша?
М а р г е р и т а. Да. Нигде не достать настоящей шерсти. Кофточка.
С у а н ц а. Зима здесь наступает внезапно. Не успеваешь обсохнуть от пота, как уже трясешься от холода.
Ф е л и п е. Внезапно, да…
Разговор затихает. Из глубины сцены появляется К а э т а н а. Некоторое время стоит во мраке, словно не зная, как себя вести; Суанца жестом приглашает ее к столу. Она подходит, садится. Она трезвая, но заметно возбуждена и как-то странно усмехается. Маргерита не обращает на нее внимания, но и не подчеркивает неприязни.
С у а н ц а. Заснул?
К а э т а н а. Слава богу!
С у а н ц а. Раньше при расстройствах желудка детям рекомендовали тертые яблоки.
Ф е л и п е. Я тоже это припоминаю.
М а р г е р и т а. Телячью кость нужно хорошенько высушить на горящих углях и в пепле, потом истолочь в порошок. Давать с едой пополам.
С у а н ц а. Возможно, и в самом деле…
Ф е л и п е. Старые советы — мудрые!
Молчание.
Не почитать ли мне вслух, падре?