О т е ц (с простодушием ребенка или праведника). Да! Конечно! Да…
М и р а. О святая простота!
О т е ц (не реагируя на ее насмешки). Я таскал за уши мальчишек от Менешии до Прлекии, сражался с деканами и инспекторами, с богачами и бедняками. Со всеми. Ты не можешь помнить это. Теперь у вас посудомоечные машины и вы знать не знаете, что люди когда-то ели из одного котелка, сталкиваясь ложками. Тогда вдоль дорог можно было встретить калек и юродивых, а в судах держали человека на случай воскресных экзекуций. Во всех деревнях, где бы я ни был, стоял стон. Голод, крест, нож!
М и р а. А что было у тебя вместо креста и ножа?
О т е ц (резко остановился, подняв голову вверх, потянул носом и торжественно объявил). У меня были великие идеи!
М и р а. Идеи?! У тебя? Что же ты не расскажешь! Где ты их скрывал?
О т е ц. Моя голова постоянно работала! У меня была уверенность, что я избран для великих свершений! (Неожиданно срывается на крик.) А я был привязан к вам, как цепной пес! Пять метров туда, пять сюда! Преданный пес!
М и р а. Бывают же чудеса! Продолжай, отец!
О т е ц. В конце концов, моя жизнь сводилась не только к мученью за кафедрой, садоводству да семейным обедам. Каждую свободную минуту, стоило мне остаться одному, я старался использовать для того, чтобы проникнуть в скрытые глубины жизни. Случалось, выпадали приятные минуты… Я стоял у окна над окутанным туманом ущельем, темная зимняя ночь, сквозь ветви деревьев, черневших в тумане, блестели звезды. Орион вытянулся с юга на восток — выгнутый дугой черный зияющий провал, далеко вверху — Плеяды. У меня перед глазами возникла формула. Появилась и снова исчезла, будто манила меня к себе. В этот момент из спальни выползла твоя мать, босая, в одной рубашке.
Раздается бой невидимых часов.
И часы эти, естественно, громыхали! Твоя мать произнесла дрожащим голосом: «Ох, Людвик, я так боюсь! Полагайся только на себя! Дети — они ведь и твои дети! Я боюсь!» (После паузы.) Формула утонула в тумане, как раз напротив трактира Млакара.
М и р а. Ой! Ой!
О т е ц. Смейся, дочка! Я лишь в конце жизни ухватился за то, что искал!
М и р а. Хоп! И ухватился?
О т е ц (не обращая внимания на насмешку). Я нашел формулу, которая — это я тебе заявляю без всякого преувеличения, находясь в здравом рассудке — изменит мир!
М и р а. Мир?!
О т е ц. Вопреки всем препонам! Идея вдруг стала совсем прозрачной, как вода!
М и р а. Какая еще формула, святые небеса? Ты что, совсем спятил? О чем ты вообще говоришь? О какой идее, отец? Где она у тебя? Здесь? (Подбрасывает ногой тетрадь, в которую старик вклеивал газетные вырезки.)
О т е ц (поспешно наклоняется и накрывает рукой тетрадь). Ты знаешь, что в этой тетради, Мира?
М и р а. Нет.
О т е ц. Ну тогда я тебе расскажу! В этой тетради собраны факты, о которых я с уверенностью могу сказать, что они имеют жизненно важное значение для всего мира.
В глубине сцены появляется З о ф и я, с усмешкой слушает. Отец и Мира ее не замечают.
Здесь, смотри, вот где-то здесь (раскрыв тетрадь, пальцем водит по страницам) будет указан день, когда мои открытия увидят свет. (Сидит на корточках, поднимает лицо, когда Мира склоняется к нему.)
М и р а. Ты хочешь мне довериться?
О т е ц. Во-первых, тайна магнитного поля. Во-вторых, образец языка письма этрусков.
М и р а. Иллирия воскрешенная! Ох! Отец! Ох!
О т е ц. Вот так! Вы учились, а я, забытый всеми сельский учитель на пенсии, осуществлю то, что должны были сделать вы! (Встает с корточек.)
Зофия подходит ближе. На первый взгляд это скромная, милая, умная девушка, этакая героиня из старинного романа, юные годы которой уже прошли. Говорит, смягчая резкость, руки вытянуты, будто в них свеча.
З о ф и я. Дядя, вы только глупостями занимаетесь! А после обеда и часу не отдыхали. Поливали сад, хотя вам хорошо известно, что это моя обязанность. Ну?! Последняя кардиограмма была малоутешительна. Вы меня поняли? А сейчас вы наденете джемпер, и мы с вами поедим бульончика с яйцом, да? Пораньше ляжем спать, никакого телевизора. Я проветриваю спальни, за день они нагрелись от солнца.
О т е ц (ворчливо, хотя в голосе чувствуется теплота). Ты все время надо мной командуешь, хитруля! Думаешь, я всегда тебя буду слушать?
З о ф и я. Всегда!
М и р а. Несомненно!