Гром.
О т е ц. Будет гроза. Раньше перед грозой били в набат. (Ветрину.) Зонтик вам пригодится, приятель.
В е т р и н. Вы же понимаете, что я никуда не уйду. Отныне здесь будет мой дом.
Издалека слышен набат. Отец громко смеется.
З о ф и я (испуганно глядя на Ветрина). Я боюсь! Чем больше я смотрю на него, тем больше боюсь, у него такие странные глаза, необъяснимо жутко делается, они будто впиваются в тебя и не отпускают… (Ветрину.) Что это вам пришло в голову?! Вы ведь не свихнулись, и я почти уверена, что вы хороший человек… большинство людей — хорошие… Вы не знаете нашей семьи: мы живем тихо, сами для себя, привыкли друг к другу, но нам хорошо только втроем! Дядя заслужил покой! Я говорю несколько бестолково… Я не понимаю, как вы можете напрашиваться к нам в дом, не понимаю, как вы можете быть таким, впрочем, пожалуйста, в любую минуту хлынет дождь… Вы не на машине приехали?
В е т р и н (подходит к Зофии и пристально смотрит на нее). Ты еще совсем девочка, хотя на лице у тебя уже появились морщинки… здесь… и здесь… Ты не хочешь вырасти?
М и р а. Не хочет!
Ветрин кончиками пальцев проводит по лицу Зофии.
О т е ц (отталкивает Ветрина). Отойди, Зофи, не то он тебя испачкает!
М и р а. Наша семья на удивленье стерильна!
В е т р и н. Какую вы мне выделите комнату?
О т е ц. Я спрашиваю, сошел ли этот человек с ума или он просто неслыханно дерзок, если воображает, что будет принят нами и даже поселится у нас? И то, и другое! Да у него мозги набекрень! Вспомни, что я тебе говорил, Мира: нефтью затянуты моря и реки, испарение воды уменьшилось.
В е т р и н. Вы мне дадите комнату Милана.
После того как Ветрин произносит имя Милана, наступает глубокая тишина, во время паузы слышны раскаты грома.
М и р а. Вы с ним знакомы?
В е т р и н. Знакомы. Вы примете меня во имя него и вместо него.
О т е ц. Ну, это провокация! Фокус-покус какой-то!
М и р а. Говоришь, хорошо знакомы?
В е т р и н. Именно так! Мы вместе бродяжничали, он попался, а я нет!
З о ф и я. Милан свое отсидел!
В е т р и н. Я знаю, девочка! Четыре дня назад его досрочно выпустили. Теперь он разгуливает по городу, а я приехал на его машине. И знаете, почему он мне уступил машину? Не знаете? А потому, милейшие, что он мне во всем угождает и вообще, как это говорится, у меня на побегушках.
З о ф и я (взбешена). Этот человек лжет!
М и р а. Как это он у тебя на побегушках?
В е т р и н. Очень просто: я знаю о нем такое, что, обмолвись я, он тотчас окажется там, откуда вышел. В тюрьме, кузина. И на долгое время. На очень долгое время. (Говорит в духе церковной проповеди.) А это окончательно разбило бы отцовское сердце, и без того израненное блудным сыном, который не следовал его наставлениям, а избрал постыдный путь греха. Двоюродный брат…
М и р а. И вы, двое бродяг, нашли друг друга на пути греха.
В е т р и н. С той лишь разницей, что один был более ушлый. (Обращаясь к Отцу.) Не так ли, дядя, вы мне верите? Вы-то знаете, что я не блефую?!
Отец, принявший удар Ветрина стоя, опускается на стул. Зофия не отступает от него.
О т е ц. У меня нет сына. Я отрекся от него.
В е т р и н. Нет, не отреклись! К тому же для вашего семейства это не так просто…
О т е ц. Что ты имеешь в виду?
В е т р и н. Я могу это сказать только вам.
Отец поднимает глаза, Зофия отходит к Мире, Ветрин шепчет что-то Отцу на ухо, отчего у старика сжимаются кулаки.
М и р а (смеется). У нас был такой тихий, мирный и образцовый дом, даже собственные звезды освещали нашу крышу, не мы виноваты, что на нас надвигается нечто безумное! Ха-ха-ха!
З о ф и я (резко). Перестань дурачиться, Мира!
М и р а. Почему?
З о ф и я. Мы действительно были хорошей, тихой семьей, и если Милан оступился, то больше это не повторится… Мира, я знаю, этот человек лжет, он задумал что-то недоброе… я готова сгорбить!
М и р а. Ой! Ты, Зофи?
Ветрин, кончив шептать, выпрямляется. Отец сидит одеревеневший.
З о ф и я (подходит к нему). Он останется у нас?
О т е ц. Да.
Пауза. Удары грома.
М и р а (с иронией раскрывает объятья). Добро пожаловать, блудный племянник и двоюродный брат — вместо блудного сына и родного брата!