Обвинение застало меня врасплох. И задело за живое — до этого я считал, что тренируюсь очень серьезно. Насколько это возможно, когда все равно не собираешься сражаться исключительно сталью. Хотя вообще — какого черта? Про Сатану-то в этом мире слыхом не слыхивали, а вот огненные маги на каждом шагу!
— Я все равно никогда не буду сражаться просто этим мечом, — я наполовину обнажил Курикару, и синее пламя вспыхнуло вокруг меня. Пиандао вопросительно приподнял бровь — однако у мастера железные нервы! — В нем запечатана моя сила… В отличие от силы магов огня, она смертельно опасна для своего обладателя. Если клинок сломается, я, в лучшем случае, сойду с ума — гарда звякнула об устье ножен. Мастер покачал головой:
— Ты разочаровываешь меня, Рин. Меч покорен ведущей его руке… но он так же спокойно отсечет ее, если держащийся за рукоять будет неуклюж. Это не значит, что его нужно бояться.
— Не нужно бояться?! — не знаю, как удалось Пиандао так точно ткнуть в то, о чем я изо всех сил старался не думать, — Мастер, вы просто не знаете, о чем говорите! Стоит мне забыться, и мое место займет безумное чудовище! А стоит мне ошибиться — и даже от вашего дворца останутся оплавленные руины!
— Именно поэтому ты должен более сосредоточиться на том, что делаешь! Неуверенность в себе и страх совершить ошибку часто не дают ее избежать. Искусство меча — это не просто умение размахивать острой полосой стали. Это искусство властвовать надо всем, до чего может дотянуться острие твоего клинка! И в первую очередь — над собой! — мастер немного понизил голос и спокойно продолжил, — и твой меч, и запечатанная в нем сила — и то и другое должно быть продолжением твоей воли. И то и другое — части тебя самого. Не стараясь в овладении одним, как ты можешь надеяться подчинить другое?
Возразить было нечего. Я склонил голову.
— Я не могу помочь тебе с твоей силой, — продолжил Пиандао. — А вот выправить твое владение клинком мне по плечу. Но только если ты сумеешь справиться со слабостью внутри себя. Возможно, тогда и твой огонь покорится твоей воле.
Хотя учеба у Пиандао была вещью, о которой я постоянно думал с того момента, как попал в этот мир, врать мастеру — больше, чем уже наврал — не хотелось:
— Я не знаю, смогу ли я это сделать… но я постараюсь!
Пиандао довольно улыбнулся:
— Именно такой ответ я и ожидал от тебя услышать. Голословно заявлять, что легко переборет собственный страх, будет только недалекий глупец… И кстати, одно из многих достоинств меча в том, что умение владеть им не зависит от того, какая именно рукоять у тебя в ладони. Ты вполне можешь взять другой меч и сражаться им, если нет нужды использовать твое пламя…
Я едва удержался от желания треснуть себя по лбу. Как такая простая мысль раньше не пришла мне в голову?!
— Если хочешь, можешь подобрать один из моих мечей… Но лучше выковать его под себя…
— Не пришло еще время рождения второго клинка для меня, — возвестил я, внутренне смеясь, — из рухнувшего с небес камня родится он, братом станет для жала олуха… Извините, мастер, что-то на меня опять нашло…
— Ничего, я понимаю, — скептически покивал Пиандао, — но все таки было бы неплохо, если бы ты был более конкретен в своих пророчествах… Но верно, ты еще не готов выбрать меч сам. Что ж, пока будешь обходиться деревянным…
Так продолжилось мое постижение пути меча. Пару дней спустя Фат застукал меня ночью на кухне, когда я пытался тайком приготовить себе поздний ужин. После страшного скандала меня перевели из разнорабочих в поварята.
Дни и ночи сменяли друг друга. Я почти ни разу не выбирался за пределы жилища Пиандао, хотя город был буквально в часе ходьбы. Я отрабатывал формы под присмотром мастера, фехтовал с Фатом на деревянных мечах, отрабатывал уколы и удары… Еще я по-прежнему помогал дворецкому следить за порядком во дворце, готовить, иногда помогал Пиандао в изготовлении мечей в качестве молотобойца… Так же я часами созерцал открывающийся с обрыва вид, иногда ходил на дальний склон, где шумели водопады, и даже пытался нарисовать увиденное… Правда, гораздо чаще я рисовал абстрактные геометрические фигуры на манер магических кругов, чем вызывал брезгливо-любопытное выражение лица у мастера. Беспокойство и желание вернуться не то чтобы исчезло… скорее отступило. В процессе моих каждодневных забот и тренировок неожиданно во мне возникла твердая уверенность — всему свое время. Когда я буду готов — я вернусь. Потому что мир пойдет навстречу моей готовности… В другие моменты это казалось мне несусветной чушью, но других вариантов все равно не было. И сама уверенность, вопреки рассудку, продолжала гнездиться где-то внутри меня. Все реже я доставал на свет божий студенческий пропуск, чтобы проверить, как много накопилось в нем энергии. Я ждал.