— Чего надо? — крикнули через ворота.
— Спецназ российской армии!
— А чем докажете?
На свете существует много всяких удостоверений, дипломов и аттестатов, которые подтверждают профессию или квалификацию человека. Но у военных все иначе. Сухомлинский разразился таким виртуозным матом, пообещав в междометиях конец света, разжалование ниже рядового и работу в свинарнике до скончания веков, что за воротами сразу же приняли правильное решение.
Лязгнуло и откупорилось в воротах окошко. Показалось должностное лицо с незримой надписью «прапорщик».
— Сколько вас?
— Щас узнаешь, — змеиным голосом пообещал Сухомлинский.
— Открываем, — дошло наконец до прапорщика.
Ворота распахнулись. «Урал» вкатил на территорию части. На пороге штаба нас поджидал командир осажденного гарнизона.
— Полковник Полянский! — отрекомендовался он.
— Майор Сухомлинский!
— Заждались мы, майор. Тут полный звездец творится… А это кто с тобой?
— Журналисты. Приехали в Таджикистан в командировку, а тут вишь, что началось. Пришлось за ними заехать и доставить сюда. Пока побудут тут с моими ребятами.
— Ладно. Только, чур, не писать ничего о моей части, понятно!
Да уж понятно.
Полянский и Сухомлинский исчезли в дверях штаба. Бойцы спецназа улеглись на газоне.
— Просить его о помощи — бесполезно, — сказал Колчин и закурил.
— Да. Они все тут друг друга знают. Мы для Полянского — пустое место.
— Добраться бы до телефона, — мечтательно произнес Колчин.
— Сомневаюсь, что это поможет.
— Эй, писаки, чего вы там шепчетесь? — прикрикнул на нас один из спецназовцев. — Ну-ка садитесь рядышком и не свистите.
* * *
В окрестностях города активно шевелились подразделения мятежного генерала Худойбердыева. Правительственные войска Таджикистана пытались как можно быстрее с ним расправиться и выбить за пределы республики. К нашему приезду фронт пролегал как раз по черте города. Мощная орудийная канонада и стрельба доходчиво извещали, что правительственные части начали наступление. В военный городок потянулся поток беженцев. Они несли телевизоры, матрасы, тюки — в общем, все самое ценное и необходимое в гражданской жизни. Беженцев размещали на футбольном поле.
Нас с отрядом спецназа переместили поближе к воротам. Полянский, наверное, решил, что если часть будут штурмовать, то обязательно полезут через ворота. Тут-то мятежники и столкнутся нос к носу со спецназом.
Военные с интересом выглядывали за забор центрального КПП. Через дорогу начинались дома, и во дворах изредка проскакивали пунктирные линии очередей. С каждой минутой звуки выстрелов приближались.
Какая-то женщина из местных решила вернуться в город. Солдаты ее не отпускали. Гражданка настаивала. Говорила, что забыла в квартире какие-то ценные вещи, обещала быстро обернуться туда-сюда. Солдаты были непреклонны.
Перепалка длилась минут сорок. Наконец она утомила своими просьбами офицеров, и те приказали ее выпустить.
Как только отодвинули засов и открыли тяжелую металлическую дверь, вдоль улицы густо и долго влупила пулеметная очередь. Завизжали на тысячи голосов рикошетные пули.
Женщина юркнула обратно, под защиту КПП. Солдаты закрыли дверь и уже приготовились принять бой, откинув окошки в массивных воротах. Но враг оставался невидим.
Звуки боя приближались, грохотали со всех сторон. Судя по всему, гвардия президента Таджикистана обогнула военный городок и атаковала Худойбердыева как бы из-за нашей спины.
Около десятка офицеров и солдат столпились возле ворот. Некоторые взобрались на пригорок, чтобы получше разглядеть окраинные дома. Большинство из них, за исключением наряда КПП, были без оружия. Российских миротворцев домашние ссоры таджиков вроде как не касались.
На дороге появился танк без опознавательных знаков. Куда и зачем он ехал — непонятно. Проезжая мимо КПП, он отвернул башню в сторону города и смачно сплюнул снарядом. Рухнул чей-то глинобитный домик.
Военные оцепенели. Каждый присутствующий вдруг осознал, что с такой же легкостью танк мог шарахнуть и по камуфляжной толпе возле КПП. Полетели бы клочки по закоулочкам. Крошево из запасных человеческих частей.
Все бросились врассыпную. Кто-то побежал выводить бронетехнику из парка. Кто-то командовал «в ружье!» и сам натягивал бронежилет с каской. Вполне возможно, в округе бегал не один безумный танк. Его собратьям ничего не стоило расстрелять военный городок.
Вся техника рассредоточилась по периметру части в глухой обороне.
Ночь прошла под звуки городской перестрелки. Мы заночевали в маленьком клубе возле тех же ворот. Каждый раз, когда я выходил покурить на улицу, Колчин просил меня прикупить пару гамбургеров с кока-колой. Это стало нашей дежурной шуткой. В той жаре, при той нищете и захолустности городка, она просто сверкала остроумием.
Из штаба вернулся Сухомлинский.
— Завтра будет боевая задача. Потом мы свободны, — сообщил он нам с Колчиным. — Меня интересует вот что. О чем говорили исмаилиты, когда мы потребовали вас выдать?
Полоснуло молнией озарение — вот оно! Началась торговля.
Колчин хитро сощурился:
— Мы, наверное, мало чем можем вам помочь. Но согласны рассказать обо всем, что слышали у исмаилитов.
— Ну-ну?
— Услуга за услугу, — встрял я. — Вы немедленно снимаете с нас все обвинения, а мы уж вам рассказываем о том, что знаем.
— Х-ха! И как я должен, по-вашему, снять обвинения? Кому звонить? Ночь на дворе.
— А не надо никому звонить. Берете бумагу и пишете, так сказать, расписку: я, такой-то и такой-то, снимаю все обвинения… и так далее.
Брови Сухомлинского выросли домиком.
— Еще никто не требовал от меня расписок.
— А вы попробуйте, — мягко нажал Колчин. — У вас получится.
— Хорошо… Боец! Бумагу и ручку! — приказал он спецназовцу.
Через десять минут заявление Сухомлинского на имя Генерального прокурора было готово. В бумаге говорилось, что мы с Колчиным участвовали в спецоперации ГРУ по разоблачению заговорщиков. Никаких преступлений мы не совершали. Под чем Сухомлинский размашисто расписался, не забыв проставить номер своего офицерского удостоверения.
— Теперь довольны?
— Конечно, — кивнул Колчин, пряча драгоценный листок в несколько слоев целлофанового пакета.
— Ваша очередь, — напомнил Сухомлинский.
— Когда вы потребовали нас выдать, — начал я, — исмаилиты о чем-то совещались. Нас туда не приглашали. Но мы слышали, как кто-то упомянул о каком-то Камышовом поле.
Сухомлинский чрезвычайно пытливо посмотрел мне в глаза:
— А почему именно Камышовое поле вам вдруг запомнилось?
— Больше никаких названий мы от исмаилитов не слышали. Только это. Когда они совещались в комнате.
— Они что, говорили между собой на русском?
— Зачем на русском? — бросился мне на выручку Колчин. — На своем. Но вот название места они произнесли на русском.
— С чего бы это они заговорили на русском?
Я пожал плечами:
— Знаете, как бывает? Говорят между собой восточные люди на своем родном: «халям-балям», и тут неожиданно проскакивает: «пять рублей». И опять « халям-балям ».
— А чего вы, собственно, хотите от исмаилитов? — отвлек от скользкой темы Колчин.
— Я уверен, после того, как исмаилиты вас выдали, они попытаются скрыться. И утащить с собой источник. Он наверняка переносной.
— С чего вы взяли?
— Интуиция. Опыт. Данные разведки. Мы тоже кое-что знаем об этом деле. После того как я ликвидировал Федулова, ребята, кое-кто разгромил базу «Рубина». Взяли кое-какие документики. Источник воды — переносной. Теперь вы сказали о Камышовом поле. Все совпадает. Это единственное место, откуда можно попасть в Афганистан. — Сухомлинский довольно потер ладони. — Молитесь, что вы мне не соврали. А то бы валялись сейчас под забором части. А мы бы мстили за вас проклятым мятежникам, как будем мстить за разгром «Рубина». — И он подмигнул. — Хорошее дело — военный мятеж.