Появившийся в небе Глаз, посмотрев на развернувшееся строительство, от удивления надул Губы и приставил к ним Руку.
— Уважаемый Глаз, — обратился к нему Тёмный, — вас тут должно быть Одно, а вы и с Рукой, и с Губами. Не хватало, чтобы вы залезли сюда с Ногами.
— Ах, оставьте условности, — воскликнули Губы, — я триединый.
И исчез, спровоцировав дождь.
— Вот зараза, — рассердился товарищ Тёмный, — расстреливать таких нужно за саботаж.
Где товарищ Тёмный набрался пролетарской лексики, осталось неизвестно, вероятнее всего из каких-нибудь источников Земли.
Сидящий на дереве Ворон, вытащил из воздуха лист бумаги и, выдернув из себя перо, принялся что-то строчить на нем.
— Чернильная ты душа, — по верблюжьи сплюнул в его сторону товарищ Тёмный, не останавливая работы. Но, поработать ему не дали — из ближнего лесочка показалось огромное стадо оленей во главе с величественным вожаком с ветвистыми рогами на лбу. Ваду поднялись и приготовили камни, собираясь дать некоторым оленям по рогам, но Блуждающий Неф поднял руку, и все затихли. Вожак оленей подошёл к Нефу и склонился на одно колено.
— Я привёл тебе стадо, отец, — промолвил он.
— Спасибо Рохо, — ответил Неф, обнимая оленя за шею, — научи ваду уходу за ними.
Олень поднялся и подошёл к Ва-Гору.
— Здравствуй, брат, — сказал Рохо, с интересом рассматривая Ва-Гора. Он тут же изменился и стал таким, как Ва-Гор, крепким и сильным. Приглашая Ва-Гора для схватки, Рохо стал в стойку. Ваду заблестели глазами и окружили бойцов большим кругом, поощряя их криками. У Рохо нашлись сторонники: Ва-Шев громко его подбадривал и несколько голосов ваду, не любивших Ва-Гора, ему вторили. В небе возник Глаз.
— Ставлю на Рохо, — посмотрел он на Тёмного.
— Принимаю, — ответил Тёмный, — ставлю один к двум на Ва-Гора.
— Воробей, перебей, — ехидно глядя на Ворона, сказал Глаз, протянул Руку и сжал копыто Тёмного. Ворон махнул лапкой, и все заинтересованно уставились на бойцов.
Рохо долго изображал невероятные усилия, показывая карколомные приёмы борьбы, и как будто чудом ускользал из крепких объятий Ва-Гора, пока не оказался под ним внизу. Ваду кричали, как ненормальные, и даже Ва-Шев болел за своего вождя.
«Ты сдался специально?» — догадался Ва-Гор.
«Сам понимаешь, что по-другому нельзя», — согласился Рохо.
«Я буду тебе должен», — сказал Ва-Гор, поднялся и подал ему руку. Ваду обступили своего вождя, похлопывая его по плечам и не переставая кричать.
— Так не честно, — возмутился Глаз, — он специально поддался.
— Всё по правилам, — возразил Тёмный. — Мы спорили на победу, а не на способ её достижения.
Ворон развёл в воздухе лапами и чуть не грохнулся вниз.
— Хорошо, — недовольно согласился Глаз, — со стипендии отдам.
Погоревав, Маргина собралась духом и, главное, телом, понимая, что жизнь не кончается и с тем, что случилось, ей придётся жить всегда. Домочадцы, обрадованные выздоровлением Маргины, толпились возле неё, с интересом пытаясь разглядеть в Маргине причину, по которой она оказалась взаперти.
Так и не обнаружив ничего, если не считать странное дрожание тела, объясняемое последствием болезни, Маргину принялись втягивать в свою жизнь, пытаясь решить свои проблемы.
Первыми пожаловались Гешек и Этиора, ябедничая на своего будущего тестя и родного отца, о том, что он забыл данное им слово и не думает отдавать свою дочь за Гешека. Маргина шепнула им: «Я разберусь», — понимая, что никакая разборка не заставит хабиба Бата изменить своё мнение, и что она сама навалила на себя проблему, совершенно ей не нужную.
Балумут, вместе с Вава и Жужу, пожаловались, что не могут находиться в городе, так как им здесь не хватает «воли». Маргина искренне им посочувствовала и почесала Балумуту спину, раздразнив Вава и Жужу, которые тут же подставили свои лохматые совершенства, а проще задницы, чтобы их почесали. «Ремня на вас не хватает», — снисходительно поглядывая на зверушек, подумала Маргина.
Одна Онти подошла к ней и шепнув на ушко: «Я тебя люблю», — обняла её за шею и замерла. Хабэлуан стоял рядом и молчаливо смотрел на Маргину. Она осторожно набросила на него сеточку и сразу поняла, что он чувствует её своим обострённым внутренним я.
«Как оголённый нерв», — подумала Маргина и чуть не пустила несуществующую для неё слезу. Она накрыла его тёплой волной, и он сразу расслабился и пустил её глубже. Маргина сразу же поняла его боязнь не соответствовать новому отцу, Палдору, и его трепетное ожидание малейшей похвалы.
— Иди сюда, — сказала Маргина, обнимая его, и прошептала ему на ухо: «Ты самый лучший мальчик, которого я когда-либо видела. Быть твоим отцом – честь для Палдора».