Я огляделся, заодно ища и собаку, но её и след простыл. А вот осмотр принёс результаты. Не иначе вынужденная остановка пошла мне на пользу, ибо я слегка отупел от усталости, дурного воздуха и темноты. Слева на стене, среди рисунков, ржавых кронштейнов и обрывков коммуникаций я разглядел вмурованные скобы, а посветив выше — уходящую вверх вертикальную шахту. Пробормотав: «Ни фига себе», я взял телефон в зубы, чтоб луч света был направлен вверх, и принялся карабкаться. Лестница была неимоверно старая: скобами давно не пользовались, половина перекладин прогнили, при каждом движении вниз, как бабочки, летели хлопья ржавчины. Мне всё время хотелось чихнуть. Босые ноги соскальзывали. Я лез, наверное, уже минут пять, туннель давно скрылся из виду, а лестница никак не кончалась. Зато она вела всё выше и выше, и уже одно это придавало мне сил. Несколько раз мне пришлось продираться через какие-то доски и торчащие из стен переплетения железок, будто кто-то пытался перегородить колодец. Один раз я чуть не упал, решив опереться на ржавый обрезок трубы, застрявший поперёк шахты: тот поддался и полетел в темноту. Я вжался в стену и застыл, считая секунды. На четвёртой или пятой снизу донёсся приглушённый грохот. Я застыл от ужаса, но потом продолжил подъём.
Наконец мне показалось, что я вижу свет впереди, да и порядком надоевшую мне кирпичную кладку сменил вполне современный бетон. Я утвердился понадёжней, взял телефон в руки, выключил фонарь и присмотрелся. Так и есть! Прямо надо мной, даже не очень далеко, сквозь щели пробивался дневной свет. Без очков я видел неважно, но тут ошибиться невозможно. А сейчас, когда я остановился, даже стал слышен доносящийся снаружи шум машин. Я поднажал и вскоре уже пробовал на прочность обитые ржавым железом доски-сороковки. Вторая или третья поддалась, и в колодец хлынули потоки солнечного света и восхитительно тёплого воздуха. Я высунулся наружу и зажмурился.
— Ну, наконец-то! — с облегчением сказал кто-то за моей спиной. — Где тебя носило так долго?
Я чуть не сверзился обратно. Обернулся и долго моргал. Глаза отчаянно слезились. Впрочем, мог бы и не смотреть: этот голос я и так узнал.
Сзади стояла Танука.
Я снова посмотрел направо, налево, вверх и наконец сориентировался.
Два часа блуждания под землёй привели меня на пустырь возле стадиона «Динамо». Шахта, из которой я вылез, оказалась горловиной колодца, выступающего над землёй примерно на полметра. Сверху бетонное кольцо было основательно заложено досками и кровельным железом.
— Ты что здесь делаешь? — прохрипел я. Танука пожала плечами:
— Тебя жду. Что ж ещё-то?
— Нет, как ты тут оказалась?
— Пришла я, — ядовитым тоном сказала девушка и окинула меня взглядом с ног до головы. — Ну и видок у тебя! На кого ты похож…
Свой облик я уже описывал, однако к нему теперь для полноты картины следовало добавить пыль, которой я был припорошен с ног до головы, и пятна от ржавчины и рыжей глины. К тому же от пережитого и от летнего тепла меня всего трясло. Я не думал даже, что так сильно промёрз. А вот Танука выглядела очень даже ничего, хотя оделась в высшей степени странно: зелёные камуфляжные брючки, толстая водолазка с рукавом, кроссовки и… тёплый стёганый жилет, крытый серебристым винилом, который девушка носила нараспашку. Жилет меня просто убил. Раскатал в блинчик. Так, отстранённо подумал я. И чего теперь мне ждать? Тайфуна? Снегопада? Заморозков на нервной почве?
Я задрал башку: на небе ни облачка. Стояла жарища, с тополей гроздьями летел пух и комками катался по асфальту.
Может, мы на полюс отправляемся?
— Чего ты хочешь от человека, который полдня ползал под землей? — огрызнулся я, вылез целиком и принялся отряхивать штаны. — Скажи спасибо, что я вообще жив. Блин, если б ты только знала, что со мной было…
Танука мотнула головой:
— Потом расскажешь. Тут недалеко колонка, пошли, умоешься.
— Переодеться бы…
— Хорошая идея. Если останется время, заглянем на рынок.
— Останется время? — Я выпрямился и нехорошо прищурился. — А… мы куда-то торопимся?
— Подальше от Перми, — отрезала Танука и развернулась. — Идём.
— Подальше от Перми? — растерянно обронил я, но девчонка уже быстрым шагом шла к воротам и не удостоила меня ответом. Я не придумал ничего лучшего, кроме как поспешить за ней. Сторож отсутствовал. Вслед за девушкой я еле протиснулся в щель между створками ворот, запертых на цепь и висячий замок, и долго плескался под струёй воды из колонки. Танука всем весом повисла на рычаге, болтала ногой и давала советы:
— Шею сзади вымой… Да не там, справа… И вообще, мылся б ты сразу до пояса! А то от тебя несёт, как от бомжа.
И впрямь дельный совет. Я стянул футболку, доверил телефон своей спутнице и в меру сил, без мыла, вымыл волосы и подставил под тугую струю шею и плечи. Вокруг меня искрились радужные брызги, я фыркал, как тюлень, и изо всех сил тёр себя руками. Пассажиры в проезжающих мимо автобусах косились на меня не то с завистью, не то с сочувствием. Видимо, колонкой пользовались давно: вода шла тёплая, прогретая. Никогда ещё мытьё не доставляло мне такого наслаждения. Катакомбы казались страшным сном, как и милиция… Кстати, о милиции. Несомненно, сбежав из-под ареста, я нажил себе дополнительные неприятности, но сейчас предпочитал об этом не думать.
Вскоре я снова начал подмерзать, торопливо схватил футболку и стал растираться. Танука критически осмотрела меня со всех сторон и кивнула.
— Сойдёт, — сказала она. — Не очень гламурно, но вполне готично. На, держи. — Она протянула мне мои очки.
— О! А я думал, потерял их. Молодец. Давай сюда.
Пока я мылся, что-то смутно беспокоило меня, какая-то деталь на грани восприятия, будто я забыл о чём-то и не могу вспомнить, помню только сам факт, что забыл. Так бывает, когда в твоей комнате внезапно исчезает какой-нибудь маленький, но привычный предмет обстановки: ты входишь и не можешь понять, что не так. Тренировка памяти — занятия по психологии, второй курс. Только сейчас-то что не так? Я исподтишка взглянул на Тануку — вроде выглядит как обычно, если не считать безумного прикида… Может, в городе какие неполадки? Вполне возможно, только разве их разглядишь, когда без очков не видишь дальше собственного носа! Да и в очках всё нормально: идиллическая картина — птички поют, ветер дует, солнышко светит… Я тоже в порядке, если не считать следов побоев. Руки-ноги гнутся, сердце стучит, а голова — кость, там болеть нечему.
Я надел мокрую футболку, потянулся расправить один рукав, другой — и замер. Моя наколка!!!
Плечо было девственно чистым. Ни следа рисунка, ни точечки, ни шрамчика. Пару секунд я ошеломленно пялился на свою незагорелую, покрытую веснушками кожу, потом торопливо задрал второй рукав, будто наколка могла перескочить с одного плеча на другое, но и там её не было. Буквы «ЦГВ» и танк «Т-80» в ракурсе три четверти — гордость Серёги Адокова из Барнаула, нашего лучшего ротного кольщика, исчезли без следа.
Ничего не понимая, я, как дурак, вытаращился на девушку.
— Пропала? — сочувственно спросила она.
— М-м… — растерянно выдавил я.
— Ты что, так дорожил ею?
— Нет, но… я не понимаю! Слушай! Может, всё-таки ты объяснишь мне, что происходит?
Я был в состоянии, близком к панике, и почему-то был уверен, что девчонка в курсе всей этой белиберды. В конце концов, все странности начались, именно когда я её встретил, а верней, когда она попросила меня «побыть с ней».
— Не сейчас, — уклончиво сказала она.
— Не сейчас? — переспросил я и повторил: — Не сейчас? А когда?
Танука вздохнула. Поправила бейсболку.
— Жан, ну ты чего тупишь? Я же сказала: сейчас нет времени. Я всё расскажу, дай срок, всё, что знаю. Хотя я не уверена, что тебе станет легче. Я даже не уверена, что ты всё поймёшь. Пока просто прими всё как есть.
— Да не собираюсь я ничего принимать! — возмутился я. — И вообще, может, мне лучше пойти сейчас и сдаться, а то мне ещё срок влепят за побег из-под стражи. С места не сойду, пока не скажешь, что ты затеяла!
— Нет уж, придётся сойти, — глядя мне в глаза, серьёзно сказала Танука. — Тебя сейчас вся городская милиция ищет… меня, кстати, тоже. Но срок за побег тебе точно не «влепят». Ты хоть знаешь, что участок сгорел?