Буквально на следующий день Т. Гриб пишет письмо белорусскому премьеру, в котором предостерегает главу БНР от… контактов с Россией. Любой Россией! Он пишет:
«Беларусь становится центром политических интриг. С одной стороны Польша, Савинков, Булак-Балахович, а с другой — Советская Россия… Российские коммунисты, спекулируя идеями коммунизма, спекулируют социалистической совестью. Они дошли до виртуозности в этой спекуляции… Уже в третий раз они объявляют независимость (Беларуси. — А. Ч.), а независимости наверняка как не было, так и нет… В их искренность я совсем не верю, так как все они в первую очередь москали, и только после — коммунисты… Разницы в этом вопросе между теперешним русским Парижем и советской Москвой нет, а если и есть, то только в том, что советская Москва уже собирает Россию, а российский Париж — думает собирать».
Разделились мнения также и среди большевистского руководства. Глава советской делегации в Риге А. Иоффе продолжал настаивать на том, чтобы полностью покончить с правительством БНР. Он делился своими взглядами в шифрограмме на имя Г. Чичерина 18 января 1921 г.:
«…По-прежнему считаю, что ни с Ластовским, ни с белорусскими эсерами никаких переговоров вести не стоит. Группа Ластовского — авантюристы, готовые на все ради получения портфелей и сохранения званий министров. Белорусские с.-р. — националисты, стремящиеся к созданию независимой Белоруссии в этнографических границах. Поддерживать это мы не можем…»[195]
Однако Г. Чичерин считал иначе, о чем сообщил в телеграмме от 12 февраля:
«Раз Ластовский не посягает на Советскую Белоруссию, считаем его существование полезным, ибо его борьба направлена против поляков…»
Сложно сказать, что повлияло на позицию лидера белорусских эсеров, еще совсем недавно придерживавшегося совершенно противоположных взглядов.[196] Возможно, не последнюю роль здесь сыграл тот факт, что как раз в начале 1921 г. в Минске прошли массовые аресты членов партии.[197] Кроме того, накануне в Минске с критикой «антибелорусской политики» выступили и белорусы-коммунисты, которые направили письмо з ЦК КП(б)Б. В обращении говорилось:
«Следует немедленно приступить к залечиванию ран, нанесенных Белоруссии как оккупантами, так равно и нашими ошибками. В организуемой образцовой Белорусской Социалистической Республике следует уделить внимание белорусской школе, каковая должна быть признана ударной как по соображению международного характера… так и в связи с настроением трудящихся масс».
Уже в начале февраля 1921 г. белорусские эсеры в Ковно проводят заседание заграничной группы. Парадокс заключался в том, что, признавая советское правительство «оккупационным», эсеры не шли дальше его «всесторонней критики». Вместе с тем была выработана резолюция политической программы, предусматривавшая вооруженную борьбу с поляками. В это время появляется еще одна новая организация — Рада Белорусской национальной сувязи (союза), за которой, скорее всего, стояли те же эсеры. 9 мая Сувязь выступила с призывом к западнобелорусским деятелям создать единый антипольский фронт, а 5 июля выпустила обращение о начале партизанской борьбы с Польшей.
Уже в середине августа 1921 г. советский полпред в Литве С. Аралов при встрече с А. Головинским заметил, что правительство БНР производит хорошее впечатление. «Договаривайтесь в Минске, — якобы посоветовал он. — Москва ни в чем мешать не будет». И даже пообещал освободить П. Бодунову. Вскоре А. Головинский от имени правительства БНР проводит переговоры в Москве и Минске о возможности совместного выступления против Польши и создании буферной белорусской республики.[198] Одним из результатов этих контактов становится финансовая помощь со стороны Советской России открытому в Берлине белорусскому издательству «Вызваленьне».
В действительности Москва внимательно следила за настроениями белорусских элит. Так, в секретном докладе «О мерах, необходимых для упорядочения дел в Белоруссии» начальник политуправления Западного фронта С. Пестковский характеризовал главу Советской Беларуси А. Червякова как человека слабохарактерного, находящегося всецело под влиянием А. Бурбиса. Что касается последнего, то в докладе о нем было написано:
«…Личность темная, бывший белорусский националист, считает себя коммунистом, но формально до последнего времени не был членом партии. “Борется” за самостоятельность Белоруссии. Стремится вести “иностранную политику” независимо от Москвы. А так как вся иностранная политика сводится к сношениям с поляками, то это вещь довольно опасная».
195
Правда, даже он соглашался, что заявление В. Ластовского «не претендовать на Советскую Белоруссию» парализует как раз белорусский национализм, враждебный большевикам.
196
Еще в ноябре 1920 г. в Минске прошел съезд эсеровской партии, на которой наметились три основные течения: первое — во главе с П. Бодуновой и Е. Трофимовым, которое стояло на позиции тесного сотрудничества с большевиками, второе — в лице С. Некрашевича, выступавшее за подпольную борьбу, и третье — возглавляемое И. Бердником, заявившее о своей лояльности к большевикам. Лоялисты победили. Было даже принято решение об исключении из партии В. Ластовского, И. Черепука и А. Вальковича.
198
В Москве он встречается с Л. Каменевым, полпредом РСФСР в Литве С. Араловым и Д. Жилуновичем, а уже на обратном пути в Минске — с А. Червяковым, В. Игнатовским и В. Кнориным. А. Головинский заявил, что партия белорусских эсеров «не делала никаких выступлений против советского правительства и в настоящее время желает установления прочной базы для сотрудничества с Коммунистической партией Белоруссии», а свое главное внимание «сосредотачивает на революционной работе в Западной Белоруссии, оккупированной шляхетской Польшей». В итоге было принято решение координировать работу эсеров и коммунистических партий в Западной Беларуси, с тем, чтобы к моменту «активных выступлений» создать единый руководящий центр.