Итоговое обращение делегации БНР к председателю Генуэзской конференции от 3 мая 1922 г. гласило:
«Белорусское население надеется, что международная конференция в Генуе не поддержит агрессивную политику Польши. Что касается Литвы, то белорусское население соглашается с тем, чтобы Вильно стало тем, чем всегда являлось, — стольным городом Литовского государства. Признание принадлежности Вильно к Литве отвечало бы экономическим и национальным интересам этого края».
Ничего удивительного, что по возвращении премьера в Ковно местные белорусские деятели обвинили его в предательстве. Правда, сам В. Ластовский позднее главную причину конфликта объяснял прежде всего личными обидами:
«…В Геную хотелось поехать и Грибу, но выбраны были я и Цвикевич. На Генуэзской конференции мы вручили свой меморандум и дальнейшую защиту интересов БНР передали литовской делегации перед выездом из Генуи. Возвратившись в Ковно, мы застали крайнее возбуждение в среде эсеров. Нам бросали укор в предательстве белорусских интересов Литве. Эсеры, т. е. Гриб и его крыло, хотели выйти с треском из БНР и придрались к этому случаю. Действительная причина была, что материальная база под БНР сильно пошатнулась и очевидно было, что существование БНР должно в скором времени прекратиться».
Как бы там ни было, из Генуи В. Ластовский возвращался, имея на руках документы… литовского курьера.
Прошло, однако, совсем немного времени, и разгорелся очередной скандал. На этот раз он имел уже сугубо финансовую подоплеку. Дело в том, что еще 8 марта 1921 г. берлинская миссия БНР и уполномоченный от Центрбелсоюза А. Боровский подписали торговое соглашение с немецкой фирмой из Нюрнберга «Международное общество по экспорту и импорту товаров (IWEG)» под финансовую гарантию нереализованной части украинского кредита. IWEG обязалась выделить Раде министров БНР промышленные и потребительские товары на сумму 3 млн марок для реализации их в Каунасской Литве, а также в Западной Беларуси, где они предназначались для белорусских кооперативов Срединной Литвы. В состав торговой комиссии вошли А. Валькович, Л. Заяц и В. Захарко.
В своем рапорте руководитель миссии писал:
«Рискованное на первый взгляд согласие со стороны фирмы “Ивег” предоставить товары правительству БНР и белорусским кооперативам… объясняется тем, что рынок страшно перегружен немецкими товарами, и поэтому фирма согласилась выдать товары не только под наш чек, но и сверх того предлагает нам на два миллиона папирос, сигарет и свечей в кредит… Литовское посольство… должно было обратиться со срочным докладом в Министерство иностранных дел относительно того, чтобы Литва не только не брала с нас пошлины на ввозимые товары, но и на транзит, и чтобы нам предоставили возможность складировать его на таможенных складах, так как мы обещали, что эти товары мы только перевозим через территорию Литвы транзитом и только временно собираемся держать их в Ковно…»
В итоге в опломбированных вагонах в Ковно из Нюрнберга должно было прибыть: 2300 комплектов мужских костюмов, 1200 рабочих костюмов, 5 тыс. пар дамских туфель, 300 — различной другой обуви, 12 тыс. метров фланелевой ткани, мужские пальто, носки, а также плуги, молотки, ведра и другие хозяйственные принадлежности. Но, наверное, самым ценным товаром были 6 млн папирос разных фирм и более чем 700 тыс. сигар! Однако из-за плохого качества товаров белорусская сторона понесла огромные финансовые потери.
Юрисконсульт берлинской миссии Б. Миллер докладывал министру торговли и промышленности БНР:
«Положение наше весьма, по моему мнению, щекотливое. “Ивег” обвиняет нас в том, что мы не выполнили нашего обещания развивать торговлю с Германией путем скупки и отправки в Германию сырья, каковое обещание наше только и побудило “Ивег” оказать нам кредит до 1 октября 1922 г. Пришлось приложить много стараний, чтобы убедить “Ивег” в том, что с нашей стороны нет злой воли и существует честное стремление оградить “Ивег” от потери его денег. Необходимо, по моему мнению, эти уверения оправдать елико возможно полнее и не допустить, чтобы “Ивег” снова разочаровался в нашей порядочности и солидности. Последнее повлекло бы за собой несомненную катастрофу для белорусского дела в Германии, вплоть до высылки из Германии членов правительства и миссии, и, возможно, создало бы даже осложнения для нашего правительства в Ковно, не говоря уже о возможности устройства в будущем каких бы то ни было торговых и финансовых сделок в Германии».