Однако к концу лета ситуация вокруг конференции успела коренным образом измениться. 14 августа 1925 г. ЦК КП(б)Б принял решение о финансировании конференции в Берлине при условии признания Минска в качестве единого политического и культурного центра, отказа от ориентации на Лигу Наций и передачи полномочий БССР. На проведение этой акции было решено выдать А. Ульянову 3 тыс. рублей. Не случайно уже очередная встреча в Гданьске в августе 1925 г. проводилась за счет средств советского полпредства в Литве. Как раз накануне на встрече в Сопоте между представителями Советской и Западной Беларуси было окончательно решено создать единый политический фронт (А. Ульянов выступил на этом совещании с докладом относительно запланированного роспуска правительства БНР). Б. Тарашкевич пишет:
«Несколько дней спустя после сопотского совещания я встретился случайно в Данциге с Ал. Цвикевичем. Он заявил, что считает “историческую” роль бэнээровского правительства законченной, проигранной, что надо ехать в БССР для созидательной работы. Выразил полную готовность признать безоговорочно Советское правительство. Тогда же я встретил и Ластовского, приехавшего на свидание с ксендзом Станкевичем. В разговоре со мной он не скрывал своего враждебного отношения к советской власти, как раз по мотивам национального характера. К ликвидации бэнээровского правительства относился как к национальной измене».
На самом деле само понимание неизбежности отказа от БНР как исчерпавшего себя политического проекта давалось национальным деятелям ценой огромных психологических и моральных усилий. Тот же А. Цвикевич позже показал на допросе:
«Ликвидация БНР не была маневром, который должен был обмануть советскую власть, а… совершенно последовательным политическим актом… Ликвидировать традицию, которая связывала нас преемственно с “Нашай нівай”, ликвидировать центр, который являлся своего рода живой декларацией всего белорусского народнического движения, раскассировать и вбить осиновый кол в политическую установку, которая оформляла национально-демократический идеал этого движения, было не так легко, как это может показаться со стороны. Для этого нужно было пережить тяжелую внутреннюю борьбу, решиться на упрек в ренегатстве, в измене “национальному делу” — упрек, который был действительно брошен в лицо и мне, и моим товарищам…»
2 сентября 1925 г. А. Цвикевич встретился с советскими представителями и в очередной раз пообещал сложить свои полномочия главы правительства БНР. Минск в первую очередь требовал от главы БНР полной и безоговорочной лояльности: либо он и его группа принимают все условия БССР, либо БССР «начинает против них борьбу». Никаких «белорусских комитетов» или подобных структур взамен БНР быть не должно, чтобы никто впредь не «питал иллюзий в белорусском вопросе». Кроме того, вероятно, Цвикевичу удалось получить около 3 тыс. литов на проведение конференции от Министерства иностранных дел Литвы, которая была не меньше Москвы заинтересована в ликвидации белорусского правительства. Вся операция укладывалась в три хода: «громкая» декларация, сложение полномочий и отъезд. При случае ЦК поставил на вид Народному комиссариату иностранных дел, проводившему до этого работу по конференции, «отсутствие полной ясности и последовательности».
Буквально за месяц до намеченной конференции в Берлине заведующий подотделом Прибалтики и Польши советского Народного комиссариата по иностранным делам Боркусевич сообщал В. Молотову об имевшихся разногласиях по вопросу ликвидации правительства БНР:
«Цвикевич предложил на означенной конференции создать Белорусский заграничный комитет, целью которого было бы постоянное будирование белорусского вопроса в Лиге Наций и других местах, и считал, что только такой бесперспективный комитет вполне достиг бы своей цели. Наш полпред в Москве Александровский присоединился к этой точке зрения, исходя из того, что такой комитет помог бы его работе в Литве, парализовал бы полонофильские стремления и при помощи его можно было бы вообще чинить трудности… в вопросе сближения с Польшей. Минск категорически возражает против создания каких бы то ни было комитетов и требует полной ликвидации эмигрантской белорусской работы, постановив в виде уступки Цвикевичу разрешить ему устройство подобного комитета в Минске. НКИД ввиду крайней спешности не вошел в обсуждение вопроса и согласился на предложение о ликвидации белорусских заграничных центров, на что Цвикевич выразил письменное согласие.