Выбрать главу

«Мощи белорусской независимости» — эти слова означали конец целой эпохи. Спустя год после Берлинской конференции тот же К. Езовитов сдал в только что созданный Белорусский государственный музей мундир полковника Особого отряда БНР. Но тот так никогда и не попал в экспозицию. Пару лет спустя он послужил для съемок фильма «В огне рожденная»: по сюжету в него был одет комического вида контрреволюционер, выступающий на фоне бело-красно-белого флага. Большевики постарались присвоить себе и другие атрибуты БНР: на заседании ВЦИК СССР в феврале 1927 г. в Москве Адамович заявил, что правительство БНР ликвидировалось, сдав печать и казенный штемпель.

И все же ликвидацию Рады министров БНР никак нельзя назвать «крахом». Не случайно заместитель полномочного представителя ОГПУ по Западному краю И. Опанский в докладной записке на имя председателя ОГПУ СССР В. Менжинского 28 декабря 1926 г. предупреждал об угрозе усиления в БССР «национально-демократического движения». Он особенно подчеркивал, что руководящую роль среди «незалежников» играют «бывшие министры различных составов правительства Белорусской Народной Республики»: И. Лёсик, А. Цвикевич, Л. Заяц, А. Валькович, А. Смолич и др. Автор записки предостерегал от «новой белорусской молодой интеллигенции», которая, по его мнению, начинает работать против большевиков.

В условиях военного противостояния и перманентной оккупации края БНР проиграла борьбу за власть, не успев закрепиться на послевоенной карте Восточной Европы. Исходя из сложившейся международной ситуации и внутриполитической обстановки, ее правомерно охарактеризовать как один из этапов суверенизации белорусской нации. Фактически мы имеем дело с процессом, который так и остался на стадии кристаллизации главных политических и административных институтов.

БНР как политический институт осталась только проектом, созданным с целью достижения реальной независимости. И в этом была вся трагедия движения. Но именно провозглашение независимости БНР стало триумфом национальной идеи! А. Цвикевич, последний из премьер-министров БНР, сформулировал суть этого триумфа емко и просто:

«Акт 25 марта не ищет для себя оправдания… Он своим содержанием утверждает историческое право народов Беларуси на свободу… Беларусь не стала независимым государством. Но это не уменьшает чрезвычайной, исторической ценности этого акта как главнейшего закона белорусского освободительного движения, всего белорусского возрождения. Он стал не законом, проведенным в жизнь, но стал законом белорусской жизни».

После Берлинской конференции носителем «идеи суверенной Беларуси» была Рада БНР. Для того же П. Кречевского его почетный титул председателя Рады БНР стал сознательным выбором пути, который он прошел до конца. Он писал:

«Надо знать, что власть — не радость и личное благополучие, а крест, который народ возлагает на плечи лучших сыновей, чтобы они сделали то, чего не может сделать народ сам. Не надо пессимизма и безнадежности — надо твердо идти к своей цели, тогда скорее может наступить и конец нашему кресту, который мы с гордостью и удовольствием положим у ног выбравшего нас народа и скажем, что мы с честью выполнили свой долг».

Со смертью П. Кречевского в 1928 г. бессменным руководителем Рады БНР оставался Василь Захарко.

Можно долго дискутировать относительно причин и обстоятельств принятия Радой Белорусской Народной Республики Третьей уставной грамоты, однако бесспорно, что именно провозглашение независимости Беларуси в конце марта 1918 г. стало в итоге рождением идеи белорусской государственности, и этих нескольких строк текста оказалось достаточно, чтобы открыть новый раздел в истории белорусского народа. Другое дело, что сама Третья уставная грамота появилась на свет «после долгих и бурных споров» и, по сути, была результатом интеллектуального творчества узкой политической группы. Отсюда — ощущение неуверенности в реализации собственных деклараций, сомнения и постоянный поиск геополитических партнеров, которые были бы заинтересованы в соседстве с новым государством.

Проблема осложнялась тем, что среди народов бывшего Великого Княжества Литовского не было ни одного, который бы не мечтал о собственном государстве в широко трактуемых, с этнографической точки зрения, границах. Учитывая же общую слабость белорусского национального движения, даже на фоне ближайших соседей, надеяться на равноправный диалог не приходилось. За короткий промежуток времени белорусские политические деятели успели в той или иной степени опробовать несколько подобных проектов, начиная от посылки телеграммы на имя германского кайзера и заканчивая подписанием договора с Литвой в конце 1920 г.