У него было бедное чувство юмора, он не использовал иронию или сарказм, никогда не играл словами, не каламбурил. Он всё воспринимал прямо. Югославский шахматный журналист Димитрий Белица вспоминает, как в 1959 году он ехал по Цюриху в одной машине с Фишером и будущим чемпионом мира Михаилом Талем. Водитель гнал на бешеной скорости. «Фишер сказал: "Осторожно, мы можем разбиться". И я пошутил, что если мы разобьёмся, то завтра газеты всего мира выйдут с заголовками: "Димитрий Белица погиб в автокатастрофе вместе с двумя пассажирами". Таль засмеялся, а Фишер сказал: "Нет, Димитрий, в Америке я более знаменит, чем ты"».
Многие взгляды Фишера кажутся неизменными с подросткового возраста — к примеру, его отношение к женщинам. «Женщины, они все слабые. И глупые по сравнению с мужчинами», — как-то раз сказал он. Его неловкость в общении с противоположным полом была широко известна и особенно проявлялась, если женщины мало знали или совсем не интересовались шахматами. Он считал, что женщины — это ужасное отвлечение, и Спасский должен был оставаться холостым. «Спасский сделал огромную ошибку, когда женился».
У него никогда не было подруг, хотя иногда он рассказывал о каких-то своих предпочтениях: «Мне нравятся живые девушки с большой грудью». Его любимым чтивом был журнал «Playboy». На олимпиаде 1962 года он признался Талю, что находит привлекательными азиаток, особенно тех, что из Гонконга или с Тайваня. Американские девушки слишком суетны, поскольку думают только о своей внешности. К тому же он учитывал и экономическую выгоду, связанную с выбором азиатской невесты. Он оценил дорожные расходы на неё в 700 долларов, на уровне подержанного автомобиля; а если невеста не понравится, её всегда можно отправить обратно.
В 1971 году Фишер отправился в Югославию, где остановился у Белицы, делавшего серию телепередач о великих шахматистах прошлого. Белица воспользовался помощью Фишера в анализе некоторых партий. В выходной день они решили заглянуть на конкурс красоты, проходивший в Сараево, и заказали себе кресла в первом ряду. Белица вспоминает, как в середине конкурса «Фишер внезапно вытащил свои карманные шахматы и спросил: "А что ты думаешь о ферзе на g6?"».
Ненависть была одним из механизмов, с помощью которых Фишер взаимодействовал с миром за пределами шахматной доски. Он мог бы стать гроссмейстером ненависти. Причём однажды возникнув, она уже не подвергалась переоценке; у Фишера не было концепции прощения.
После турнира на Кюрасао его подозрительность и нелюбовь к Советскому Союзу в конце концов переросла в манию. Он говорил, что его целью в отборочном цикле мирового чемпионата и в матче против Спасского было показать советским «их место». Советские шахматисты не только были «мошенниками», пользовавшимися всеми преимуществами государственной поддержки, но и представляли угрозу лично для него. Это убеждение унесло Фишера в мир фантазий: он должен был проявлять бдительность на тот случай, если ему решат что-нибудь подсыпать в еду, и тревожился перед полётами, боясь, что Советы испортят самолёт.
Он ненавидел евреев. Задолго до Рейкьявика он делал антисемитские замечания и выражал своё восхищение Адольфом Гитлером шахматистке Лине Груметт, проводившей в Лос-Анджелесе сеанс одновременной игры, когда Фишеру было семнадцать, а в 1967 году приютившей его на пару месяцев после переезда на тихоокеанское побережье. Поскольку Регина была еврейкой, по еврейским законам и сам Фишер был евреем, однако он всегда это отрицал. Обнаружив своё имя в списке знаменитых евреев «Иудейской энциклопедии», он написал редактору письмо, объясняя, насколько потрясла его такая ошибка, и потребовал в будущем исключить из энциклопедии любые упоминания о нем. Он никогда не был и не будет евреем! В подтверждение своего статуса он объявил, что не был обрезан.
Возможно, нежелание принять свою национальность было нежеланием принять свою мать, несмотря на то что она казалась далёкой от религии (хотя и обращалась за помощью в еврейские благотворительные организации ради помощи своим детям). Однако Фишер отделял ненависть к иудейству как религии и к евреям как этнической группе от конкретных людей. Он дружески общался с еврейскими шахматистами из США и СССР.
Мы уже касались главного аспекта личности Фишера. Естественно, все гроссмейстеры хотят, чтобы обстановка во время игры была максимально благоприятной. Однако в истории шахматных соревнований никто не навязывал таких условий, которых требовал Фишер, и не рисковал всем ради их достижения.