Реакция властей была крайне негативной: зампред Виктор Ивонин собрал по этому поводу специальное заседание в Спорткомитете. Спасского не пригласили, и происходящее напоминало заочный суд. Среди участников были руководитель профсоюза Спорткомитета (в котором состоял и Спасский), представители Центрального Комитета комсомола и Центрального шахматного клуба, а также журналист агентства печати «Новости», написавший это письмо. В процессе оценки поступка Спасского и попытках решить, что же делать с его отказом, всплыло общее недовольство поведением чемпиона мира. Все сходились на том, что его, возможно, и не удастся заставить подписать письмо, но надеялись, что влияние Ботвинника, желание Спасского получить новую квартиру и слухи о его неподобающем поведении на президиуме Шахматной федерации окажут на него воздействие. В конце концов было решено, что Ивонин ещё раз с ним поговорит, хотя эта попытка тоже оказалась тщетной: решение Спасского было твёрдым. Его не заставил передумать даже телефонный звонок из КГБ.
Говоря о подготовке к встрече с Фишером, директор ЦШК Виктор Батуринский привел этот эпизод как пример незрелости Спасского. Михаил Бейлин рассказывает, что Спасский получал удовольствие, зля других, даже если рисковал их обидеть. Он говорил то, что никто больше говорить не решался. «К примеру, как-то раз он читал лекцию перед большой аудиторией в Нижнем Новгороде. Он отозвался об Эстонии как об очень приятной маленькой стране с очень трудной судьбой. Это мне не понравилось: в зале были люди, считавшие, что у Эстонии в высшей степени счастливая судьба. Нелегко привыкнуть к его манере позволять себе говорить неприятные вещи». Если вы как добропорядочный советский гражданин верите, что аннексия Советским Союзом была для Эстонии и её народа подарком судьбы, то наверняка найдете сомнительным косвенное неодобрение Спасским этого акта.
В стремлении Спасского выносить свои небезопасные политические мнения на всеобщее обозрение была даже какая-то жестокость. Вспоминает Николай Крогиус: «На публике он часто бравировал своими парадоксальными заявлениями: "Коммунизм уничтожает природу", "Керес живет в оккупированной стране" (то есть в Эстонии) и так далее. Если бы такие утверждения делались не знаменитым шахматистом, а обычным гражданином, последовали бы жестокие карательные меры — возможно, даже тюремное заключение».
Разумеется, власти прекрасно знали о взглядах Спасского. Оказавшись на вершине славы, он не ограничивался своим близким окружением, хотя знал, что кто-то доносит на него в КГБ. Батуринский жаловался на его «легкомыслие» в ходе публичных выступлений и цитировал типичную речь Спасского, с которой он выступил перед жителями города Шахты Ростовской области 26 сентября 1971 года. Речь эта послужила темой для написания гневного письма секретарем Шахтинского горкома КПСС товарищем Казанцевым:
Б. Спасский внезапно заговорил о своем финансовом положении. Он отметил, что его зарплата составляет 300 рублей, которые он получает за пост тренера в клубе «Локомотив», при этом не неся на себе никаких обязанностей.
Товарищ Спасский подчеркнул, что шахматистам в Советском Союзе уделяется недостаточно внимания, их труд плохо оплачивается. Объясняя причины своего отсутствия на чемпионате СССР, он сослался на чересчур маленькую сумму, положенную за первый приз (250 рублей). Б. Спасский отметил в своей речи, что самый большой денежный приз, полученный им за рубежом, был пять тысяч долларов, тогда как в его родной стране это всего лишь две тысячи рублей.
Когда Спасский стал чемпионом мира, его стипендия выросла с 250 рублей в месяц до 300. Такая сумма могла казаться ему недостаточной, но Бейлин, подписывавший необходимые для этого повышения документы, вспоминает зависть коллег к богатству Спасского: «Когда молодой Спасский получил в Сайта-Монике 5000 долларов, многие переживали по этому поводу так, словно это их личная утрата». Чтобы понять, много ли получал Спасский, надо учесть, что в конце 60-х годов средняя зарплата квалифицированного рабочего или служащего составляла 122 рубля.