Айра одобрила, и Ижена поволокли к карте. На полпути великолепное трио встретило двух дюжих парней, и дальше главу семьи на своих плечах волокли уже они. А Максим с Айрой шли за спиной Ижена и обсуждали какие-то высокие материи. И это успокаивало, настраивало на мирный лад и казалось, что все будет хорошо.
А о переговорщиках, которые вскоре обязательно опять придут, думать совершенно не хотелось, хотя надо бы было.
Собрать всю семью во дворце удалось за два дня до явления следующих переговорщиков. Причем эти два дня Ижен не отдыхал. Он носился по дворцу и успокаивал разных буянов. Дошло до того, что нескольких он даже пообещал отправить в ссылку, как только появится такая возможность.
Максим продолжал чудить и совершенно случайно, просто задумавшись, появлялся там, где его не ждали. Любимым предметом мебели, на котором он столь эффектно возникал из ниоткуда, по-прежнему были столы. Утешало Ижена только то, что все эти столы находились во дворце. Хотя в последнем он уверен не был. Максим вполне мог успевать куда-то сбегать, а потом незаметно вернуться. Кто бы за ним уследил.
Хорошо хоть Вова никаких проблем не доставлял. Рисовал себе тихонько. Или чай с девушками пил. Девушки Вову за что-то любили, причем разные девушки — начиная от служанок и заканчивая Танкье, вечно окруженной собаками. А еще Вова уделял внимание животу Тайрин и утверждал, что ребенок там потихоньку магичит. Правда, не мог сказать, что именно магичит, но был уверен, что что-то хорошее.
В общем, Ижену было не скучно. И ему меньше всего хотелось разговаривать с людьми, неожиданно узнавшими, что мир был мертв и готов вот-вот исчезнуть, если бы не героическое спасение в исполнении Тилара. Нет, мечи наверняка это как-то иначе преподнесли и о своем участии вряд ли умолчали. Но новость все равно ошарашивающая и отреагировать на нее могли как угодно. А тут еще Максим со своим лабиринтом. Так что идти и разговаривать с гостями Ижену совсем не хотелось. Но никого другого отправить на эти переговоры было нельзя.
— Прорвемся, — сам себе сказал мужчина, состроил суровое лицо, очень хорошо смотрящееся в комплекте с родовыми доспехами и решительно пошел.
Откровенно говоря Дэнши Кейн никогда не любил Серые Туманы. И дело было даже не в том, что в древности Три Горы с Туманами воевали. И даже не в том, что в той войне благополучно проиграли. Дело было в отношении. В отношении большинства людей к этим Туманам. Отношение было чересчур уважительное, а иногда и подобострастное. Незаслуженное отношение, на взгляд Кейна. Подумаешь, несколько человек из всей этой семейки умеют разрывы в пространстве закрывать. Ну и что? Это просто везение. Или судьба. Те близнецы могли появиться где угодно и любой другой род мог бы обладать столь редкими умениями.
Дэнши Кейн был уверен, что сколько бы не существовал мир, ничего более выдающегося, чем латание дыр, прорванных демонами, эта семейка так и не сотворит. А потом и демоны передохнут, после чего о Серых Туманах все благополучно забудут. И тут, на тебе. Он, Дэнши Кейн, должен идти с группой переговорщиков во дворец столь нелюбимой семьи. И ладно бы для того, чтобы поставить их на место. Нет. Он будет просить и пытаться договориться по-хорошему. И надеяться, что славящиеся упрямством Туманы пойдут на уступки. Иначе либо придется переписывать законы, которые всех устраивали веками, либо воевать, как того требуют эти законы.
Впрочем и это не столь уж сильно Кейна огорчало. Законы он, конечно, уважал, но вовсе не считал их чем-то незыблемым. Слишком уж хорошо знал историю и то, что уже бывали случаи, когда законы уступали людям.
Кейна бесила причина, из-за которой люди Серых Туманов законы нарушили. Ладно бы из-за собственной выгоды или по глупости, как случается с недолетками — это простительно и понятно. Так нет же, недолетке Туманов вздумалось спасать мир, что он благополучно и проделал. Еще и вместе с человеком, который, казалось бы, тоже от семейки жены не в восторге. Да и семейка его должна была невзлюбить, он ведь от дочери тогдашнего главы сбежал, выставив девушку не в лучшем свете. А сейчас вместе с недолеткой, сыном теперешнего каман-динье, прячется во дворце, под защитой семьи.
Странная история, если честно.
Либо Серые Туманы изначально знали, чем муженек Серой Кошки занимается, либо слухи об их гордости и вспыльчивости сильно преувеличены. В первом они вряд ли сознаются, а поверить во второе… Кейн был к этому не готов. Так больше шансов выжить.
С этими мыслями Кейн во главе переговорной группы подошел к воротам дворца.
Привратник в парадном костюме молча склонил голову перед посланцами и открыл дверь. В холле их уже ждал равновесник-недолетка, очень спокойный и уверенный настолько, что никто даже не попытался задать ему неуместный вопрос, в надежде, что наивное дитя проговорится или как-то выдаст истинные настроения обитателей дворца.
Равновесник молча довел гостей до двери, украшенной вырезанным на ней гербовым щитом, поклонился, после чего просто взял и ушел.
Облегчать участь переговорщиков в этом дворце никто не собирался, судя по всему.
Кейн кивнул своим мыслям, постучал маленьким молоточком, привязанным к ручке, по металлической пластине на двери и невольно шагнул назад, когда она тут же открылась, словно человек, ее открывший, стоял за створкой и ждал.
Впрочем, именно так могло и быть.
Человек представился помощником главы дома, подождал, пока все представятся, и пригласил войти. Дальше все пошло как надо. Помощник представил гостей хозяину кабинета, а его гостям и сел за стол в углу. Ижен встал, вежливо кивнул и пригласил всех рассаживаться. Даже необходимое количество стульев успел приготовить, гад. Наверняка успел узнать, что Дэнши Кейн гораздо уютнее себя чувствует, когда стоит и возвышается над сидящим, кем бы он ни был.
Впрочем, держать лицо Кейн умел. Поэтому сел и кивнул своему помощнику. Тот раскрыл папку, спросил о том, желает ли глава дома Серых Туманов слушать и, получив согласие, стал читать. Ровным безэмоциональным голосом. А Ижен слушал. Иногда даже вежливо улыбался. Словно не о его сыне шла речь. И это злило Кейна еще больше.
Впрочем, изображать спокойствие он тоже умел.
А начинать войну из-за того, что чей-то недолетка, не получив разрешения и одобрения, решил заняться спасением мира? Ну глупо ведь оно.
— Что совет и Владетель собираются в связи со всем этим делать? — спросил Ижен, выслушав все обвинения и претензии собранные в папке.
— Владетель требует суда, — сказал Кейн.
— Над кем? — уточнил Ижен.
— Пока над Тиларом Серых Туманов и Максимом Серых Туманов.
— Хм, — задумчиво выдал Ижен и почему-то улыбнулся. — Мы не согласны. Там, — кивком указал на папку, — нет упоминаний о смягчающих вину причинах и последствиях. Так же там нет ни единой строчки о том, что вы уже поняли что такое Лабиринт…
— Лабиринт? — переспросил Кейн, не сразу сообразив, что каман-динье Серых Туманов говорит о появившихся после оживления мира пространствах.
— Да, мой сын назвал свое творение Лабиринтом. Впрочем, название не самое важное, что вас должно волновать. По законам, которые вы пришли защищать, все, что создано людьми, принадлежит людям. Так что сейчас Лабиринт принадлежит Максиму, тем пришедшим из хаоса, которые дали энергию, Тилару. Так же на него может претендовать еще одна группа людей, но они это делать не станут, пока не решится проблема с законами.
— Хм, забавно, — задумчиво сказал Кейн.
Похоже, Серым Туманам сейчас принадлежит нечто более, чем был мир изначально. И с этим ничего не сделаешь. Даже если сейчас договориться и вырезать Серые Туманы под корень, ничего не изменится. Потому что есть еще неизвестная группа людей. И порождения хаоса. Если первые могут так и не рискнуть претендовать на принадлежащее им, то вторые молчать не станут, предъявят своим семьям кусочек принадлежащий им. И договариваться уже придется не с одним Домом, как главой владельцев Лабиринта, а с несколькими Домами, желающими получить как можно больше, а возможно, и несколькими десятками домов. И совсем весело будет, если окажется, что среди этих десятков есть и инициатор резни. Его первого и уничтожат. А потом станут воевать между собой, тратя время и ресурсы, пока все равно не договорятся. Лучше уж следовать законам. Начинать войну в тот момент, когда даже не знаешь точно, насколько сильно изменился твой мир — что может быть глупее?