Шоссе преградило им путь; его решили перейти ночью. Отыскали заброшенный дзот и укрылись в нём. Через амбразуры хорошо видна была дорога в обе стороны.
Вот к фронту пролетел мотоциклист, поднимая снежную пыль. С фронта прошла колонна санитарных машин. Они шарахнулись в стороны, когда над шоссе появилась пятёрка «МИГов». Но санитарные машины не цель для наших соколов. Они пролетели дальше, и моряки проводили их тёплым взглядом и ласковым словом.
Истребители скоро отыскали цель. За лесом взревели моторы. Целая свора «мессершмиттов» пронеслась, удирая от смертоносного потока трассирующих пуль.
— Наших пять, а их целая стая… И всё-таки удирают. Особенно недолюбливаю я этих летунов, — сказал Алексеев. — Немца-стрелка я могу мёртвым сделать штыком, пулей или прикладом. Танк могу бутылочкой или гранатой угостить. А этой поганой птице что я могу сделать?
— Почему? Не было разве случая, чтоб из винтовки самолёт сбивали? Сколько хочешь… — возразил Морозов.
Спор их заглушил грохот танков. По шоссе, лязгая гусеницами и чадя дымом, двигалась танковая колонна. За каждым работающим танком тянулись на тросах по два танка с выключенными моторами.
— Постойте-ка, товарищи. Это чего же они здоровые танки в тыл тянут? — воскликнул Пономаренко.
— На заправку, может быть?
— Для того существуют автоцистерны. Здесь другое… Не тикают ли они, часом?
Пономаренко вопросительно посмотрел на краснофлотцев.
— Всё может быть, товарищ командир…
И от мысли, что долгожданное наступление началось, всем стало теплее, и в то же время обидно было, что наступление началось без них.
За танками прошли тягачи с тяжёлыми орудиями, обоз с боеприпасами, несколько грузовиков с поклажей. Напротив дзота, где сидели моряки, у одной машины лопнул баллон, и она остановилась. Ругаясь, подбежал офицер, ткнул носком сапога в спущенный баллон и, продолжая ругаться, побежал на своё место в кабину головной машины. Колонна ушла, оставив аварийный грузовик под охраной двух солдат.
— Помочь бы надо, товарищ командир. Без дела ведь сидим, — предложил, улыбаясь, Алексеев.
— Может быть, и поможем…
— У них автоматы, — сказал как бы про себя Тиунов.
— У них автоматы, а у нас гранаты и товарищ Дегтярёв. Мы их видим, они нас нет, — в тон ему ответил Алексеев.
— Гранаты и Дегтяря в ход пускать нельзя… Штыками брать будем. Сдаётся мне, что в машине продовольствие…
— Верно, товарищ командир, смотрите. — Морозов показал на дорогу.
Один из солдат, приподняв брезент, доставал что-то из машины и, воровато озираясь, совал себе в карманы.
— Консервы, честное слово, консервы, — прошептал Тиунов.
Поодиночке они выскользнули из дзота и кустарником стали пробираться к шоссе. Пробирались осторожно, стараясь не задевать веток. Впрочем, солдаты увлеклись офицерскими консервами, а водитель был занят прилаживанием баллона, и морякам удалось подойти к ним вплотную. Пономаренко первый выскочил на дорогу со штыком наперевес… Так и не пришлось солдатам отведать офицерских консервов.
Быстро набили краснофлотцы банками свои опустевшие мешки и побежали по шоссе в сторону фронта.
— Хорошее дело штык, — басил Алексеев. — Доведись руками им шею сворачивать, так вшей бы набрался небось…
— Надо бы машину подпалить…
— Ничего, она и сама загорится.
— Как — сама, товарищ командир?
— Да так, товарищ Морозов. У меня оставалось запального шнура метра три. Один конец в бак с бензином, и порядок…
— Здо́рово! А я думал, что вы закуривали, думал, у немцев папироску стрельнули…
Все засмеялись, и даже чересчур громко. У каждого перед боем натянулись нервы. Теперь они успокаивались. Всё обошлось благополучно. И немцев побили, и трофеи забрали: два автомата, пистолет, гранаты, да ещё консервы в мешках аппетитно побрякивали. Может быть, рыбные, а может быть, и мясные. Поэтому-то и идти стало легче.
С шоссе свернули на просёлочную дорогу, с дороги — на тропинку в лес.
— Теперь бы ту избушку отыскать… — вслух мечтал Морозов.
— Не найдём — в шалаше костёр разложим. Только нужно подальше отойти, — сказал Пономаренко.
Прошли километров пять и в балке из веток и плащ-палаток соорудили шалаш. Развели в нём небольшой костёр, вскрыли тесаком шесть банок и поставили на огонь.
— Рыбные… Из немецкого леща, — заявил Алексеев, приготавливая вместо вилок щепочки.
— Это, наверно, эстонские консервы. Своих в Германии не богато… Только что-то пахнут они неважно. — Пономаренко взял одну банку и поднёс к носу. — Товарищи, тухлятина!