— Ну да, ты же с Севера, раздери меня Долт, вы там спите прямо на келемите. — она опустила голову. — Я сделаю, но должна буду всю схему передать в университет и академию. Мы не имеем права присвоить это изобретение себе, сам понимаешь.
Я кивнул радостно. Конечно, понимал, да мне и не нужно было присваивать. Мне нужно оружие, а ещё лучше, чтобы его взяли на вооружение армии в Империи. Мне тут ещё жить и жить, и даже возможно воевать, так что так и надо.
— Как говоришь звали того инженера?
— Кажется… — я сделал вид что задумался. — Помню только титул и фамилию — марк Револьв.
«Марк» в Восточных Королевствах говорили перед фамилией аристократа. Вроде бы это значило что-то вроде «господина» на их старом диалекте. Он хоть и вышел из обихода, но где-то в глубинках Союза на нём, наверное, кто-то ещё говорил. А в обычной речи, как и у нас и имперцев закрепились некоторые старые выражения.
— Тогда в проекте можно назвать «револьв». — она посмотрела на меня.
— У него в чертежах было написано «револьвер», я поэтому и запомнил, он это везде писал. — сказал осторожно.
Мы ещё какое-то время обсуждали «новое» оружие, гномка явно была на взводе — ей не терпелось начать изготовление. Но я сам ничего не мог с этим поделать, отпустят меня в город только после испытания, которое будет недели через две. А до него должно быть ещё одно, о котором вообще ничего неизвестно.
— И когда нас поведут…позовут…отправят на испытание? — спросил я у неё, пытаясь подобрать слова.
— Не знаю, обычно через день-два после того, как группу выводят впервые на полигон. — она посмотрела на меня печально. — Я хочу, чтобы ты вернулся, и тогда мы сделаем это. — она показала на доску с чертежом и расчётами. — Договорились?
— Мы все вернёмся. — кивнул я ей, поправляя.
В казарме царило чувство безысходности. Хоть мы все и закрывались друг от друга, и от внешних проявлений эмоций, но всё равно в воздухе витало что-то такое. Я, наверное, последний из всех узнал об испытании, с которого обычно минимум один не возвращается. Остальные, наверное, знали, как и гномка, но до сегодняшнего дня не придавали значения.
— Пи? — вопросительно посмотрел на меня мой друг.
Маленький хищник, похожий на мангуста, стоял на задних лапках и смотрел с тревогой. Сложно было закрываться от того, с чем ты сроднился и чувствовал, как часть себя. Я кормил его, поил, по вечерам мы играли и общались. Ночью зверушка спала под боком, и мы делились друг с другом снами. Раздавить я его не боялся, кости рикке были мягкими, и протиснуться он мог даже, наверное, под дверью. Так что, когда я его нечаянно придавливал — он лишь издавал довольное «Пи».
Я не понимал, что мы будем делать с ними дальше. Они не предназначены для боя, я это проверял — он с трудом может погрызть дерево. А наносить небольшие раны противнику — особо роли в бою такая помощь не принесёт. Видимо потом зверька нам просто отдадут, потому что ни к кому другому он больше не привяжется. Я для него был и вожаком стаи, и матерью, и отцом, и братом.
Так мы и заснули в обнимку, с недобрыми мыслями о завтрашнем дне.
Утром проснулся потому, что просто проснулся, меня никто не будил и это было очень странное чувство. Прошло уже несколько месяцев как почти каждый день, даже в выходные, нас будят громкой командой и заклинанием. В выходные — чтобы сделать утреннюю разминку на мечах и приступить к дежурствам.
Но сегодня я просто лежал и смотрел в деревянный потолок, пока солнце освещало мою комнатку через единственное окно. Кажется за стенами ворочались девушки, и никто не хотел вставать. Все мы знали, что как только последний из нас поднимется — что-то начнётся.
— Пи? — на груди появился зверёк.
Как говорили в моей прошлой жизни — перед смертью не надышишься. Поэтому я вскочил с кровати, быстро потянулся и размял мышцы. Сходил умыться и почистить зубы. Залез в свою одежду и направился к выходу.
Со мной шли и девушки, мы переглядывались и ничего не говорили друг другу. На улице никого не оказалось, но несмотря на это все вставали на свои места, как обычно на утреннем построении. Мы не спрашивали, не разговаривали, никого не звали.
— Свободно. — прозвучал мужской голос.
Я почти не удивился, сказано же было нам что служим лично императору — значит так оно и есть. Командир врать не будет, а если подумаешь так — схлопочешь сразу в лицо её огромным кулачищем, а потом может ещё и с ноги добавит. Как я понял, сегодня она действительно не врала, как и все остальные.
Он вышел из-за наших спин, откуда-то со стороны забора, который в момент начала обычных занятий открывался для нас. Выше, чем большинство местных мужчин, но немного ниже меня, он обвёл всех своими светло-карими, почти жёлтыми глазами. На лице ни намёка на насмешку, лишь твёрдый испытывающий взгляд. Пострижен и одет как мы, воин, что редкость для этих земель. Мужчины здесь скорее придаток к женщине и семье. Но у этого были и меч, и кинжал. Судя по его походке и движениям — всем этим он умел пользоваться.