Глава 21
Открыл глаза, всё вокруг мутное и непонятное. Вдруг в сознании ясно всплыло понимание — я ещё жив. Жив, могу дышать, чувствую боль, лежу в кровати. Это бесплатный хоспис в чужой стране, куда меня отправили из клиники, в которой…
— Пи… — я прошептал одними губами.
Что эта сука сделала с моей Пи, она обещала присмотреть за птицей, она обещала забрать, но на деле она убила её. Убила у меня на глазах, когда узнала, что денег не будет и меня выпрут из клиники. Задушила, радостно улыбаясь. Как там она сказала?
— Жаль не увижу большую смерть, зато буду наслаждаться маленькой.
Взяла клетку, поднесла ко мне, залезла в неё своей тонкой ручкой и задушила Пи. Она делала это медленно, я слышал, как птица пыталась звать на помощь, я слышал, как её косточки трескались. Я всё слышал, слышал последний хрип, а потом видел пятно её руки в крови. В крови моей птицы. Это было словно во сне, мне даже показалось что кто-то кричит и бросается на неё. Какая-то неясная тень — но скорее всего это был бред.
Может быть и смерть Пи — тоже бред?
Но я точно помнил, что это было, я видел её лицо, улыбку, радость.
— Ы-ы-ы-а-а! — взвыл из последних сил на своей кровати.
— Чего орёшь?! — раздался рядом недовольный вопль. — Закрой пасть, урод, закрой свой рот, закрой-закрой-закрой!
Старческий голос, знакомый, но почему-то на русском. Откуда-то я помнил — он говорил на другом языке, они все тут говорят на другом языке. Я не на родине, я в другой стране, и старика помню — но он не знал русского. Как так быстро выучил язык?
— Помоги дед, помоги, надо встать, она убила Пи, убила … — зашептал я изо всех сил.
Зрение кажется немного прояснилось, хотя не должно было. Я помнил, что болезнь развивалась, последняя стадия и зрение уже не должно вернуться. Но оно возвращалось, я что-то начал видеть. Слабость и боль оставались, но я смог подняться на локтях и оглядеться.
Грязная палата, на койках лежат люди, вонь дерьма и мочи повсюду, за нами даже не убирают. Помню, что меня спустили вниз, это, наверное, какой ни будь «минус пятый этаж», чтобы нас не было слышно. И только сейчас осознал — вокруг отовсюду слышались вопли. Они почти не прекращаются, всё время кто-то стонет, что-то требует, рыдает, кричит. А есть те, у кого ещё остались силы и кому это не нравится — они затыкают других.
— Помоги, старик, да помоги же ты, урод! — закричал я, разрывая горло.
Закашлялся, но рядом кто-то оказался, взял и помог подняться с кровати, я огляделся. Да, дерьмо повсюду, воющие люди, решётки, к нам приходят раз в два-три дня и забирают умерших, даже иногда кого-то чистят, иногда моют из шланга. Я посмотрел на старика — темнокожий, тощий, больной, лысый. В своей грязной ночнушке и босиком, он всё время улыбается и ругается.
— Ты же не говорил на моём… — произношу с трудом, тяжело дыша.
— Всегда говорил, хороший язык, богатый. — смеётся дед, показывая пасть, в которой не хватает зубов. — Хороший язык, мне нравится!
— Плевать, на выход надо, найти этих уродов…
Посмотрел на кровать и увидел, что там верёвки. Я помнил — меня связали очень крепко, затолкали в рот что-то. Было тяжело дышать, потом нос прочистился, я всё-таки не задохнулся. Это было очень странно, даже следы на руках остались — но сейчас я оказался свободен. Помнил, что меня никто не освобождал и я умер. И чётко понимал — это было долго и мучительно.
— Что происходит? — огляделся ещё раз.
В голове билось что-то, какая-то мысль — мне срочно нужно что-то вспомнить. Что-то очень важное, что-то обо мне. Это всё не правда, это всё сон, дурной сон. Вроде бы это было на самом деле, по-другому, но было, и кончилось уже давно. Словно забытое воспоминание, которое пытаешься вспомнить.
— Так куда идём?! — заорал в ухо дед.
— На выход! — отвечаю ему таким же криком.
— Ах-ха-ха-ха! — он смеётся и тянет меня.
Шагаю босиком, наступаю на что-то мокрое, влажное, иногда мягкое, пачкаюсь, но не смотрю под ноги. Я в такой же грязной ночнушке, и сам весь грязный. Мы идём к одному из выходов, вспоминаю — где-то там будет лифт, и вот на нём мне надо наверх. Потом придумаю что-то, мне нужно выбраться из этого ада и обязательно придумаю.
— Куда собрались?! — крикнул кто-то от выхода.
Я присмотрелся — здоровый санитар, мускулистый, смуглый, с карими и злыми глазами. И улыбка жестокая, очень злая и недобрая. Он подходит к нам, берёт деда за шиворот, а меня отталкивает. Я упираюсь в стену и держу равновесие, могу стоять.
— А это он меня тащит, вон здоровый какой, дедушку схватил и тащит на выход! — запричитал старик.
Санитар улыбается ещё шире и отпускает смеющегося деда. Я понимаю, что тот знал, что случится, понимаю, что он не хотел помогать. Урод хотел, чтобы меня наказали. Готовлюсь, и когда в меня летит кулак, изворачиваюсь, ловлю его, переношу вес и кидаю санитара через себя. Всё так, как учила наставница, быстрый приём, отработанный под её руководством.