— Планы немного изменились, тебе всё-таки придётся кое-что прочувствовать, без этого никак. — она кажется и правда сожалела, но мне от этого не было легче, сердце ушло в пятки. — Вадик!
В дверь вломился здоровый мордоворот, они всегда ходили вместе. Ростом под два метра, кулаки что моя голова, жёсткое и жестокое лицо. Сейчас я его не видел, но прекрасно помнил — такое трудно забыть. Он подошёл к хозяйке и нагнулся, кажется она ему что-то шепнула на ухо. Здоровяк присел, и полез под кровать что-то там выискивая.
— Эй, нет!
Я попытался встать, но тут внезапно меня будто придавило ещё сильнее к кровати. Дышать стало тяжело, на автомате начал заниматься этой «дыхательной гимнастикой от бабушки Ани». Немного полегчало, но руки поднять и что-то сказать я всё ещё не мог. Но от меня похоже ничего и не требовалось.
— Молодец, у тебя хорошо получается. — похвалила она моё «дыхание». — А вот обманывать бабушку нельзя, очень нехорошо, я же сказала — все деньги, до цента, до копеечки.
— Обезболивающее… — попытался сказать я и меня снова придавило к кровати.
— Никаких обезболивающих. — она потопала к выходу, а за ней, тяжело шагая, шла эта ручная горилла, таща за собой мою сумку с деньгами и документами. — Ты уже ступил на вечный путь, так пройди по нему с поднятой головой.
Я понял, что происходит, понял, что меня просто вышвырнут из клиники в чужой стране, без документов и денег в таком состоянии. Меня ждёт мучительная смерть, никто не введёт обезболивающие, никто не будет за мной ухаживать. Захрипел со злостью:
— Ты обещала новую жизнь! Здоровую! Старая сука! Ты обещала, что я ничего не почувствую!
Я смог повернуться всем телом, посмотреть почти невидящим взором в проём двери, где стоял силуэт Анны.
— Чтобы начать новую жизнь, иногда нужно закончить старую, сделав правильные выводы. — она помолчала, добавила прежде, чем закрыть дверь. — Не забывай про гимнастику. В новой жизни ты всё вспомнишь, но не сразу, придёт время, память вернётся.
Дверь захлопнулась, оставив меня наедине с собой.
В голове вдруг всё прояснилось — я понял, что произошло. Не было никакой магии — это всё фокусы. Меня обманули чтобы заполучить все деньги. Она гипнотизёр и мошенник, они подмешивали мне наркотик в еду, а я во всё это верил. Временное выздоровление — тоже фикция. Она накачала меня каким-то стимулятором и заставила поверить в то, что я здоров. Подделать анализы не сложно — дай нужным людям денег — они всё сделают.
— Старая сука! — сорвался на крик. — Стой! Держите воровку! Верни моё! Ты обещала!
Интерлюдия 1
— Кх-х-х-а… Кха…
Женщина на четвереньках выбралась на берег из ледяной воды. Пронизывающий ветер и снег, казалось, проникали даже под кожу, сковывали, забирали те капли сил и тепла что ещё оставались.
— Кха… — последняя вода вышла из желудка и лёгких.
Рядом прибило несколько досок, одежду, полуразвалившиеся ящики и бочки. Девушка смогла рассмотреть среди всего этого добра чью-то кисть. Она снова закашлялась, к горлу подступил ком и желудок попытался вновь изрыгнуть из себя всё содержимое. У него ничего не получилось, всё давно и так было снаружи. Ещё немного осмотрев вещи, нашла то, что нужно — сумка с лямками и застёжкой, пакет первой помощи, ей он может очень пригодиться. С трудом, но получилось накинуть его на шею.
Холод поторапливал, и Ланка попыталась подняться, получалось очень плохо, левая нога почти не слушалась. Боли девушка не чувствовала, но всё-таки решила осмотреть конечность. Всё было как во сне, очень болела и кружилась голова, хотелось прямо тут лечь и закрыть глаза. Тогда придёт спасительное забытьё, она заснёт и потом, отдохнувшая начнёт во всём разбираться.
— Вставай, сука, вставай, не спать! — хрипло зашипела Ланка, ударила себя по щеке.
Крики помогали мало, глаза всё равно закрывались. Она посмотрела на ногу. Увидела в ней кусок доски, который острым краем прошёл насквозь конечность. Дёрнула за деревяшку, и вот тут-то боль пробилась сквозь все барьеры. Девушка взвыла, упала на бок и тяжело задышала.
В таком холоде нельзя было оставаться на берегу, ветер всё усиливался, а одежда насквозь мокрая. Снова встала на четвереньки и поползла подальше от берега, туда, где вдали виднелся подъём и высились деревья. Каждый шаг на четвереньках превращался в целое достижение, но она ползла вперёд, стиснув зубы и дрожа от холода. Казалось, что поднялась температура, но это ничего пока не значило — нужно было идти.
«Ничего дороже жизни у тебя быть не может.» — давно сказал ей отец, который один воспитывал дочку в тяжелые времена, когда мать сгинула где-то в горне очередной войны.