…А у двери в генераторную их ждал Майкл Мастерс.
— Карма — редкостная стерва, верно? — проговорил он, заглядывая Эмили в лицо выцветшими глазами. — Но всё равно — беги, малыш. Беги.
Он протянул ей ключ на замусоленном шнурке.
— Что за дверью? — рявкнул Харон, выхватывая ключ.
— В тоннелях дикие, — Майкл грустно улыбнулся. — И Рой. Ему лучше с ними, правда?
*
…Кое о чём Майкл их всё же не предупредил. Эмили закричала бы, если бы Харон не зажал ей рот ладонью. На нижнем уровне подвала в одной из боковых комнат высилась жуткая куча обгоревших трупов, засыпанных хлорной известью. Всё, что осталось от прежних жильцов Тенпенни-Тауэр. Тех, кого она — лично она — убедила впустить в свой дом смерть.
Её персональное кладбище. Побольше, чем у многих обитателей Пустоши.
Рой здесь. Он ждёт. Ждёт её. Мысль об этом почему-то не пугала — страх переплавился в ярость, чистую и холодную, как ключевая вода.
Привычным движением Эмили вытащила из кобуры «Магнум», сняла с предохранителя. Сморгнула слёзы.
Из тоннеля метро тянуло сыростью и гнилью. Громоздкие промёрзшие туши вагонов прижимались к рельсам, где-то в отдалении лампочки аварийного освещения мерцали с частотой стробоскопа.
Бросив вопросительный взгляд на Харона, Эмили подняла с земли пустую бутылку. Размахнувшись, швырнула её вглубь тоннеля. Стекло гулко лязгнуло о ржавый рельс.
— Так и знал, — Рой неторопливо вышел из-за опрокинутого вагона, снимая с плеча штурмовую винтовку. — Нель–
Эмили выстрелила. Один раз — больше не потребовалось. Пуля сорок четвёртого калибра превратила лицо Роя в маску гуля. Посмертную.
…А потом из тоннеля полезли дикие гули. И Эмили, по мудрому завету Фридриха Великого, превратилась в автомат, к ружью приставленный. Не о чем здесь было рефлексировать, нечего бояться — когда мутные стигийские воды лижут подошвы, а вокруг лишь холод и мгла. Расстреляв обойму «Магнума», она переключилась на пистолет-пулемёт — тот, уже распробовавший смерть, действовал послушно и безотказно.
А потом стрелять стало не по кому.
Она обессиленно привалилась к холодной липкой стене. Пистолет выпал из разжавшихся пальцев и скользнул куда-то в застоявшуюся тёмную воду. Искупительная жертва. Ещё одна.
— Нельзя останавливаться, — дыхание Харона было хриплым и прерывистым. — Идём.
Эмили молча кивнула. С трудом выпрямилась — её шатало, как после наркоза. Харон протянул ей руку — и Эмили, опираясь на неё, медленно побрела прочь, стараясь обходить трупы диких гулей. Не то чтобы так уж страшно было на них наступить — просто не хотелось.
— Четверо — твои, — проговорил Харон, усмехнувшись. — Поровну.
— Трое, — отстранённо произнесла она.
— Не надо. Четверо, и это не считая Роя Филлипса. Всё-таки вы чудо, мисс Данфорд. Как бы вам ни хотелось верить в обратное.
— Чудо, значит? После того, как я нас сюда притащила?
— Безотносительно этого, — Харон обнял её за плечи.
От него привычно пахло кровью и потом, железом и порохом — и Эмили успокоенно закрыла глаза. Кто бы сказал ей ещё полгода назад, что именно этот запах будет у неё ассоциироваться с тишиной и защищённостью…
— Я ведь могла просто пойти с папой в Ривет-Сити, — горько произнесла Эмили. — По пути наименьшего сопротивления. И ничего бы не узнала.
— Узнала бы. Только иначе.
— Может, тогда у меня был бы простор для толкований. А так я всё видела своими глазами. Харон, они просто перебили людей, как скот. По моей вине. И мне с этим, вроде как, жить.
— Эми, ты не можешь держать ответ за всех мерзавцев на свете, — горячо произнёс он. — Ты им помогла. Дала им шанс. А то, как они этим шансом воспользовались — это их грехи. Не твои.
— Даже если и так… — она отчаянно посмотрела на него. — Я не должна была втягивать во всё это тебя. Рисковать тобой. Ты ведь был прав, Харон, господи, ты всегда прав…
— Не извиняйся, — Харон провёл ей ладонью по щеке — и Эмили, всхлипнув, подалась вперёд, чтобы хоть на миг продлить это чувство абсолютного покоя. — Передо мной никогда не извиняйся.
А потом он её поцеловал. Мягко, осторожно; окажись прикосновение плотно сжатых губ на секунду короче, и его можно было бы принять за игру воображения.
Это был вопрос.
И она ответила. Потянулась ему навстречу, нетерпеливо прижалась к сухим горячим губам. Где-то на задворках сознания забилась мысль, что она и целоваться-то толком не умеет, что, наверное, это делается как-то не так, — но с каждой секундой эта мысль бледнела и гасла, настолько восхитительно и правильно всё было.
Он притянул её к себе. По спине Эмили пробежала сладко-тревожная дрожь, и в мире не осталось ничего, кроме желания прикасаться к Харону, ловить его неровное сладковатое дыхание, пробовать его на вкус… Быть с ним. Принадлежать ему.
— Маленькая… — прошептал он ей прямо в губы. — Можно?
— Можно, — выдохнула она еле слышно.
Он легко, как пушинку, подхватил её на руки. Посадил на край платформы — и Эмили вдруг отчётливо почувствовала, как же много на ней лишнего: разгрузка, броня, ветровка, насквозь мокрая от пота майка…
Похоже, эта мысль пришла в голову не ей одной. Харон чуть отстранился, чтобы снять с плеча дробовик и расстегнуть разгрузочный жилет. В это же время Эмили, выпутавшись из собственной разгрузки, наконец победила застёжки брони. Расстегнула молнию на куртке — да боже ж ты мой, как много одежды! — бессовестно запустила ладони под майку Харона и застонала от удовольствия, коснувшись его кожи — шершавой, горячей, влажной от пота.
— Девочка, что же ты делаешь? — выдохнул он, отрываясь от её губ. Ненадолго, впрочем.
Эти поцелуи — жадные, нетерпеливые — были больше похожи на укусы. Эмили не сомневалась, что больше всего на свете ему сейчас хочется просто содрать с неё остатки одежды и отыметь — и, чёрт возьми, её это более чем устраивало! Но он старался быть нежным, насколько мог. Для неё.
Его губы добрались до выреза майки — прискорбно высокого выреза — и Эмили, чтобы Харон не останавливался, ни в коем случае не останавливался, прижалась к нему ещё теснее, обхватив бёдрами.
В глубине тоннеля что-то лязгнуло; краем глаза Эмили уловила в темноте движение. Харон моментально отстранился от неё. Подхватил дробовик, выстрелил на звук…
В ответ из тоннеля донесся резвый топот лап. Небольшой кротокрыс, злобно вереща, перебежал через пути и забился под вагон метро. Его сородичи подбадривали бедолагу тревожным писком, но на подмогу не спешили.
— Вот же мелкий гад! — возмутилась Эмили, вытирая пот со лба.
— Он очень кстати появился, между прочим, — хрипло заметил Харон. — Ещё немножко — и я бы прямо здесь…
— Как по мне, отличная идея, — быстро сказала она.
— Здесь небезопасно, — беспощадно констатировал он, застёгивая на Эмили ветровку. — Только представь, какой-нибудь идиот из Тенпенни-Тауэр вздумает за нами погнаться — а мы тут со спущенными штанами. Не лучший способ умереть, как по мне.
Эмили тяжело вздохнула. Быть застигнутыми in flagrante delicto — штука неприятная, конечно. И всё равно, чёрт бы побрал этого кротокрыса и всю его родню до десятого колена! Она чувствовала себя так, будто из тела вынули все кости. Сил подниматься и идти куда-то просто не было.
Он обнял её. Прижался щекой к волосам — невозможно грязным, спутанным, мокрым от дождя и пота волосам — и нет, поняла Эмили, ему не было противно. Похоже, для них по отношению друг к другу это слово вообще не имело смысла. Она слабо улыбнулась, попытавшись представить себе, куда может завести полное принятие — и вдруг осознав, что они с Хароном идут по этой дороге с самого начала.
— А ещё я хочу, чтобы у тебя всё было иначе, — сказал он серьёзно. — Не в этой грязи.
========== 13 ==========
Когда они вышли из депо, было около трёх часов пополудни. Дождь уже закончился; потрёпанные и уставшие тучи отползли на северо-запад, чтобы отлежаться в предгорьях — и снова наброситься на Столичную Пустошь в самоубийственном порыве.