Многое тут сделали и паши политработники. В беседах с летчиками, на партийных собраниях тема смелости, инициативы, дерзости в бою была главной. К этому же авиаторов все время призывала армейская газета.
Отмечались и некоторые организационные неполадки. Чаще всего истребители противника перехватывали паши бомбардировщики при возвращении их на аэродромы. В чем дело? Разобрались и выяснили, что бомбардировщики летают по одним и тем же маршрутам. Вражеские истребители и подкарауливали их, заранее появляясь в нужных районах. И уж совсем непригодной была практика освещения посадочной полосы при приеме самолетов ночью. Самолеты противника тут же начинали бомбить аэродром.
Командующий армией строго-настрого запретил летать по одним и тем же маршрутам. Он приказал создать в радиусе 10-15 километров от аэродромов контрольно-пропускные пункты, через которые должны проходить возвращающиеся с задания самолеты и давать сигнал: "Я - свой". Без разрешения контрольного пункта посадочных или сигнальных огней не зажигать, старта не выкладывать.
Чтобы ввести противника в заблуждение, срочно создали ложные аэродромы. Экипажи бомбардировщиков предупредили: при возвращении с боевого задания обязательно пролетать через них и имитировать посадку. Пролет через ложные аэродромы и имитация посадки стали обязательными. Дальнейший полет совершался с потушенными огнями. Приказ категорически запрещал пользоваться ночным светом на стоянках самолетов, а днем экипажам бомбардировщиков вменялось в обязанность на обратном маршруте пролетать через аэродромы истребительной авиации, чтобы те, в случае необходимости, могли подняться на перехват вражеских истребителей.
Эти меры возымели свое действие. Потери резко пошли на убыль.
Дело прошлое, но не могу умолчать о таком позорном факте, который имел место в боевой практике одной из наших частей. Было это в июле 1942 года, до моего приезда на фронт. Штабу воздушной армии удалось перехватить открытую радиограмму противника. В ней ставилась авиации задача: в такой-то час нанести по советским войскам бомбардировочный удар.
Генерал Кондратюк немедленно связался по телефону с командиром истребительной дивизии и приказал перехватить вражеские бомбардировщики, сорвать замысел врага. Но истребители появились над полем боя, когда немецкие самолеты, отбомбившись, повернули обратно.
Был случай, когда пара наших истребителей бежала от двух Ме-109, бросив на произвол судьбы штурмовиков, которых обязаны были охранять. Обо всем этом я узнал из приказов по армии, с которыми ознакомился, как только прибыл на новое место.
Не все ладно обстояло и у бомбардировщиков. В течение десяти дней вылетали они, чтобы разрушить переправу через р. Ловать у Рамушево, но так ничего и не добились. Переправа оставалась целой. Объяснялось это тем, что бомбометание производилось с ходу, по сигналу ведущего, без тщательного прицеливания.
Часто страдала и организация самих воздушных боев. Ведущие групп проявляли иногда нераспорядительность, теряли управление, группа рассыпалась, каждый дрался в одиночку. В одном из таких боев летом 1942 года погибли командир полка капитан Кулаков, командир эскадрильи капитан Кащеев, заместитель командира эскадрильи капитан Груздев, командир звена старший лейтенант Землянский.
Этим явлениям была дана соответствующая оценка. К виновникам приняты строгие меры. Командиры, политработники воспитывали на этих примерах у людей чувство достоинства и воинской чести, презрение к трусости, незнание страха в борьбе, готовность скорее погибнуть, нежели бросить в беде товарища, оставить поле боя, не выполнив задания. Умело эту работу вели заместитель командира 240-й истребительной авиадивизии по политчасти полковник Г. М. Головачев и заместитель командира 744-го истребительного авиаполка по политчасти майор Г. Г. Маркитанов. И тот и другой были летчиками, наравне с другими дрались с врагом, имели на своем счету по нескольку сбитых самолетов. Слово этих политработников звучало весомо, потому что оно подкреплялось боевыми делами.
Факты, которые я назвал, были, конечно, единичными. Основная масса летчиков, штурманов, воздушных стрелков-радистов воевала, не ведая страха. Их-то мы и ставили в пример.
Огромную роль в воспитании мужества сыграла пропаганда боевого опыта таких, например, частей, как 402-й истребительный авиаполк, сформированный, наряду с другими отборными полками, из летчиков-испытателей научно-исследовательского института и летчиков, сражавшихся на Северо-Западном фронте в начальный период войны.
Возглавлял полк старейший испытатель авиационной техники Петр Михайлович Стефановский, через руки которого прошли сотни крылатых машин. Я слышал о нем ранее, видел однажды мельком на Центральном аэродроме, когда работал инструктором в авиабригаде Военно-воздушной академии. Высокого роста, широченный в плечах, он как бы олицетворял собой силушку русскую, удаль молодецкую. Здороваясь, Стефановский сжимал своей огромной ручищей руку другого так, что у того хрустели пальцы. В этом позже я имел удовольствие убедиться сам.
Вместе с тем Стефановский был на редкость добродушным и очень доверчивым человеком. Доброта и снисходительность, по-видимому, свойственны многим из тех, кого природа наградила богатырским здоровьем и силой. На фронте Стефановский одним из первых в своей части открыл счет сбитых вражеских самолетов.
Но вскоре его отозвали и назначили заместителем командира истребительного авиационного корпуса ПВО, стоявшего на защите Москвы. В командование полком вступил не менее достойный человек, опытный воздушный боец майор Константин Афанасьевич Груздев. В храбрости и боевом мастерстве трудно было подыскать ему равных. Менее чем за год он лично сбил 19 самолетов противника. Молодежь перед ним буквально благоговела. Каждое слово аса воспринималось как откровение.
Кстати, Груздеву довелось испытывать на фронте модернизированный самолет МиГ-3. Дело в том, что на этой машине стоял высотный мотор АМ-35А, который не обеспечивал нужную мощность на малых высотах. Тогда инженер полка Алексеенко Василий Иванович, инженер Шалин Федор Архипович и Шурыгин Виктор Иванович решили поставить на самолет более мощный мотор АМ-38 со штурмовика Ил-2, да, кроме того, установили на машине 6 реактивных снарядов. Теперь следовало проверить, как поведет себя самолет в воздухе.
Константин Груздев взлетел. И надо же случиться, что как раз в это время курсом на Бологое шла группа вражеских бомбардировщиков Ю-88. Груздев, конечно, ринулся на перехват. Где можно лучше проверить новый двигатель и реактивные установки, как не в бою? Вклинился он в строй бомбардировщиков, выпустил первый реактивный снаряд. Вражеский бомбардировщик тут же загорелся. Второй снаряд - и снова точно в цель. Заметив, что советский истребитель пользуется каким-то необыкновенным оружием, экипажи фашистских бомбардировщиков тут же развернулись и бросились наутек.
Потом Груздев сердечно благодарил главного инженера воздушной армии В. Н. Кобликова, инженеров В. И. Алексеенко, Н. И. Субботина, Н. В. Корчагина, В. Г. Коврижникова, С. М. Балмусова и Зубарева, под руководством которых на самолетах ЛаГГ-3, МиГ-3, Ил-2, Пе-2 устанавливались реактивные снаряды.
- О, страшное это оружие, - с восторгом потом рассказывал Груздев.
В 402-м истребительном полку во всем своем блеске проявился летный талант капитана Г. Бахчиванджи, который первым в пашей стране в мае 1942 года поднял в небо реактивный самолет конструкции В. Ф. Болховитинова. На Северо-Западном фронте Бахчиванджи сбил 7 вражеских машин.
Рассказывали мне и о других выдающихся пилотах этой части. Например, о Герое Советского Союза Дмитрии Леонтьевиче Калараше, которого я знал с 1935 года и летал с ним на одном аэродроме. Ему была присуща дерзкая тактика, стремление при любых условиях победить врага. Был он верным товарищем и в повседневной жизни, и в бою, не раз выручал из беды других.
Отважно дрались Борис Григорьевич Бородай, еще до войны награжденный двумя орденами Ленина и орденом Красного Знамени, Афанасий Григорьевич Прошаков, редко возвращавшийся с заданий без победы, и многие другие. Только за первый год войны на Северо-Западном фронте летчики 402-го истребительного авиаполка уничтожили в воздушных боях и на аэродромах 224 самолета противника. За время войны они довели этот счет до 810 машин. 20 наиболее искусных и храбрых воздушных бойцов получили звание Героя Советского Союза.